Алекс подошел к указанному месту, присел на корточки, пошарил рукой вдоль плинтуса:
— Точно здесь?
— Да.
Ничего не обнаружив, он поднялся и направился к выходу. Проходя мимо меня, негромко произнес:
— Опасайся темных закоулков, — и добавил: — Ее надо было сжечь еще летом.
За завтраком мама предупредила, что вернется домой поздно, и впервые за много дней у меня появилось несколько часов свободного времени. Поплотнее прикрыв дверь своей комнаты, я прямо на полу разложила сделанные за последние дни наброски и задумалась. У Кристиана было очень привлекательное, запоминающееся лицо, но стоило перенести эти черты на бумагу, как оно утрачивало свое обаяние. Тем не менее, упорно отвергая вариант за вариантом, я продолжала работать над его портретом. Так было и сегодня. Время у мольберта летело незаметно, и я немного потеряла контроль над ситуацией. Неожиданно прямо за спиной зацокали каблучки вернувшейся с работы мамы:
— Объясни, кто здесь изображен, — строго произнесла она, указывая на портрет Кристиана.
Я растерялась, начала лепетать нечто малоубедительное:
— Мы с Таней пытались представить, как должен выглядеть идеальный молодой человек, и решили…
— Не лги мне! Последнее время, возвращаясь с работы, я не раз видела этого типа в сквере на углу Пионерской. Света, он явный психопат и асоциальная личность. Что может вас связывать?
Разговор получился весьма неприятным. Как только мама покинула комнату, я потянулась к телефону, желая сообщить Панкратовой о местонахождении Кристиана, а заодно пересказать наш разговор с Кровавым Алексом. Получив столь важную информацию, Таня не стала долго болтать и обещала перезвонить позже. Пришлось сесть за уроки, но алгебраические уравнения проскальзывали мимо сознания, а мысли упорно возвращались к упомянутому мамой скверу на перекрестке Кутузовской и Пионерской улиц.
Это было весьма необычное место. Однажды случившиеся там события послужили причиной одной очень серьезной ссоры с мамой. В то время вместо сквера на перекрестке возвышался поставленный на капитальный ремонт громадный «сталинский» дом. Вика Барышева где-то вычитала, что над ним витает страшное проклятие. Ее рассказ был так убедителен, что в него поверили все: и я, и Панкратова с Ивойловым, и даже Петр Толкачев, который принципиально не верил в чудеса… А завершилась эта история грандиозным пожаром. Барышева уверяла, что проклятый дом загорелся от молнии, но поскольку на дворе стояла зима, а Виктория поднялась на чердак с бутылью бензина, можно было предположить и ее деятельное участие в этом событии. Для меня все кончилось довольно плачевно: маму так возмутил ночной побег из дома, что она не разговаривала со мной больше месяца.
Вскоре после пожара мэрия взялась за реконструкцию этого района, решив разбить на месте пепелища парк с городком аттракционов. За дело взялись с размахом. Снесли соседние постройки, засадили пустырь взрослыми деревьями, завезли остовы каруселей… На этом строительство завершилось — у городских властей кончились деньги. Вика Барышева, конечно же, не преминула отметить, что «для геопатогенной зоны такой поворот событий в порядке вещей». Впрочем, горожан появление недоделанного сквера вполне устраивало. Теперь можно было срезать угол и идти напрямую, существенно экономя время. К примеру, моя мама стала возвращаться с работы минут на двадцать раньше обычного.
И вот в сквере объявился Кристиан. Что привело его в это странное место? Возможно, вампир просто охотился на его территории, а может быть, догадки Вики Барышевой оказались близки к истине и проклятая земля не случайно притянула к себе вурдалака?
Звонок прозвучал так неожиданно, что я уронила на пол учебник по алгебре. Это была Панкратова.
— Сразу после разговора с тобой я побежала в сквер, — сообщила она. — Пробыла там минут сорок, бродила по дорожкам, всматриваясь в лица прохожих, безрезультатно. В общем, Света, ничего интересного, только…
— Что?
— Было ощущение, будто за мной кто-то следит. Скорее всего, померещилось. Кому придет в голову меня выслеживать?
— Что будешь делать дальше?
— Буду ходить в сквер до тех пор, пока не встречу Кристиана. Мне столько надо ему сказать!
Мама позвала меня ужинать, и, простившись с Панкратовой, я повесила трубку.
В девичьей раздевалке было шумно. Заканчивался урок физкультуры, и мы торопливо переодевались, стараясь как можно скорее попасть в буфет. Я как раз поправляла ворот водолазки, когда из дальнего угла раздевалки послышался испуганный вскрик:
— Ой, я укололась!
Если не ошибаюсь, голос принадлежал Юле Никитиной. Ее подружка Рита Савина задержалась на выходе и вернулась к нерасторопной Юле. Не придавая значения пустячному происшествию, я занялась собственной прической, закалывая выбившиеся из пучка прядки. Внезапный жуткий вопль огласил раздевалку, и мимо меня пронеслись две девочки. Вопя, будто их преследует целый выводок ос, Рита и Юля бросились к гонявшим по спортзалу мяч мальчишкам.
Это было жуткое зрелище — визжавшие нечеловеческими голосами подружки катались по полу, пытаясь оторвать опутывавшую их головы странную паклю. Волокнистая дрянь на глазах изменяла свой цвет, краснея и приобретая все более яркий оттенок. Окружившие Савину и Никитину испуганные ребята медлили, не зная, что делать. Громко вскрикнув, отскочил стоявший ближе всех к несчастным Ивойлов, попятился Денис Подбельский… Перестав обращать внимание на происходящее, они стали отрывать внезапно прилипшую к их телам пакость.
Боль в руке усилилась настолько, что ее уже нельзя было не замечать. На запястье извивался длинный, впившийся одним концом в кожу волос. Он краснел на глазах, как будто набираясь крови. Стиснув зубы, я вырвала омерзительного паразита, непроизвольно отшвырнув его как можно дальше.
— Я позову Александра Владимировича! — крикнула сообразительная Панкратова и бросилась вон из зала.
А девчонкам было плохо по-настоящему. Они перестали сопротивляться, неподвижно лежали на дощатом полу и тихо стонали. Кровавый Алекс, как всегда, появился вовремя. Вместо оружия он принес охапку газет и большое, прихваченное из каморки уборщицы оцинкованное ведро.
Толпа расступилась. Алекс подошел к девочкам и решительно сорвал кровососущих паразитов. Волосы попытались обвить его руку, но, отяжелев от выпитой крови, они потеряли проворство и, прежде чем успели причинить вред охотнику, оказались на дне ведра. Швырнув поверх газеты, Алекс щелкнул зажигалкой. Бумаги заполыхали жарким пламенем. Охотник наклонился над неподвижно лежавшими подругами, рассматривая их распухшие, покрытые множеством ранок лица.
