Я спросил, зачем ему это нужно. Он резко поднял голову и прижал метлу к груди, как будто опасаясь, что я ее украду. Его босые ноги почернели от пепла, и брюки до самых колен тоже были испачканы сажей.
– Кто-то же должен это делать, – ответил он. – Иначе все пойдет прахом.
Мы пошли дальше, а он снова принялся за свое занятие, хотя его скрюченные артритом пальцы с трудом сжимали древко метлы. Мне в нем почудилось что-то почти царственное. Меня восхитил вызов, который он бросал мирозданию. Он был часовым, отказавшимся покидать свой пост. Последний дозорный на краю света.
Повернув вместе с дорогой, мы зашагали мимо зданий, которые постепенно сбрасывали кожу. Сначала обожженная краска, чуть дальше почерневшие и полопавшиеся окна, затем провалившиеся крыши и осевшие стены. Когда мы подошли к перекрестку с Дымящейся улицей, от домов остались лишь рассыпавшиеся скелеты – хаос обугленных балок, между которыми из толстого слоя пепла сияли угли, напоминая готовые замереть навсегда крошечные сердца. Мы остановились и потрясенно огляделись. Зеленовато-желтый дым поднимался из глубоких трещин в асфальте. Над руинами зловеще возвышались обуглившиеся деревья. Ветер нес по улице пепел, местами собирая его в высокие барханы. Я никогда не думал, что придется очутиться в месте, настолько похожем на Ад.
– Так, значит, это и есть подъездная аллея тварей, – произнес Эддисон. – Этого и следовало ожидать.
– Это все просто нереально, – пробормотал я, расстегивая пальто. Здесь было тепло, как в сауне. Жар сочился отовсюду, проникая даже сквозь подошвы туфель. – Что там рассказывал об этом месте Харон?
– Тут был подземный пожар, – ответила Эмма. – Такие пожары длятся годами, потому что их невероятно трудно потушить.
Раздался громкий хлопок, как будто кто-то открыл гигантскую банку колы, и футах в десяти от нас из трещины в асфальте взметнулся высокий язык пламени. Мы вздрогнули и отскочили в сторону, а затем замерли, приходя в себя.
– Надо как можно скорее уходить отсюда, – произнесла Эмма. – Куда дальше?
Отсюда мы могли двинуться только налево или направо. Мы знали, что одним своим концом Дымящаяся улица упирается в Канаву, а другим – в мост тварей, но мы не знали, что в какой стороне. К тому же дым, туман и тучи пепла не позволяли толком сориентироваться. Сделав выбор наугад, мы рисковали совершить опасный крюк и потерять драгоценное время.
Нас охватило отчаяние, но тут откуда-то из тумана до нас донеслись чьи-то голоса, горланящие незнакомый мотив. Сбежав с дороги, мы спрятались за обуглившимися ребрами здания. По мере того как певцы приближались, их голоса звучали все громче, и нам удалось разобрать слова их странной песни.
В ночь перед казнью вора
К нему палач вошел,
Чтоб как-то подготовить,
В тюрьме его нашел.
Веревку затяну на шее я петлей,
Всю шкуру иссеку и руку отсеку.
И ждет тебя не райский сад, а…
Тут они все сделали паузу, чтобы набрать побольше воздуха, а затем окончили песню громовым: «…ШЕСТЬ ФУТОВ ПОД ЗЕМЛЕЙ!»
Задолго до того, как они появились из тумана, я понял, кому принадлежат эти голоса. Смутные фигуры приняли очертания мужчин в черных комбинезонах и грубых черных ботинках. У каждого на поясе весело покачивалась сумка с инструментами. Даже после тяжелого рабочего дня эти неутомимые парни во всю глотку распевали песни.
– Благослови птица их немузыкальные души, – тихонько засмеялась Эмма.
Сегодня мы уже видели, как они работают на берегу Канавы, поэтому логично было предположить, что они идут именно оттуда, а следовательно, в направлении моста. Дождавшись, пока мужчины прошагают мимо и скроются в тумане, мы выбрались на дорогу и пошли следом.
Мы брели по кучам пепла, от которого почернели штанины моих брюк, туфли и щиколотки Эммы и лапы Эддисона до самого живота. Где-то вдалеке рабочие затянули очередную песню, и их голоса странным эхом разнеслись по этой обгоревшей пустыне. Со всех сторон нас окружали руины. Время от времени раздавался резкий хлопок, вслед за которым из-под земли вырывался язык пламени. Но только самый первый испугал нас своей близостью. Нам повезло – изжариться заживо здесь было совсем просто.
Совершенно неожиданно поднялся ветер, черной метелью закручивая и поднимая в небо пепел и горячие головешки. Стало нечем дышать, как мы ни отворачивались и ни закрывали лица. Я натянул на рот воротник сорочки, но это не помогало, и я начал кашлять. Эмма взяла Эддисона на руки, но тут же стала задыхаться. Сорвав с себя пальто, я набросил его на них. Кашель Эммы стих, и я услышал, как Эддисон приглушенно произнес под плотной тканью:
– Спасибо!
Нам не оставалось ничего, кроме как сидеть, обнявшись, пережидая пепельную бурю. Мои глаза были закрыты. Как вдруг я совсем рядом услышал какое-то движение. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел нечто, изумившее меня даже после всего, чему мне пришлось стать свидетелем на Дьявольском Акре. Мимо небрежной походкой шел мужчина. Да, он прижимал ко рту носовой платок, но в целом, похоже, его нисколько не беспокоили взметаемые тучи черного пепла. Он без труда ориентировался в темноте, потому что из его глазниц били лучи резкого белого света.
– Добрый вечер! – воскликнул он, направляя на меня свои лучи и приподнимая шляпу.
Я попытался ответить, но мой рот тут же наполнился пеплом, после чего то же самое произошло с глазами, а когда я снова сумел их открыть, мужчина исчез.
Ветер начал стихать, а мы принялись кашлять, плеваться и тереть глаза, пока полностью не вернули себе зрение. Эмма опустила Эддисона на землю.
– Если мы не будем осторожны, эта петля убьет нас прежде тварей, – проворчал он.
Эмма вернула мне пальто, крепко обняла меня руками и стояла, положив голову мне на грудь, пока воздух окончательно не очистился. Я смотрел на нее и боролся с желанием поцеловать даже сейчас, когда она с ног до головы была покрыта сажей.
Эддисон аккуратно откашлялся.
– Простите, что я вас отвлекаю, но нам и в самом деле пора.
Мы, слегка смутившись, разомкнули руки и пошли дальше. Вскоре в тумане впереди завиднелись какие-то бледные фигуры, суетившиеся между бараками на обочине дороги. Мы остановились в нерешительности, пытаясь понять, кто перед нами. Обойти этих людей не было ни малейшей возможности.
– Подбородок выше, держи спину прямо, – скомандовала Эмма. – Попытайся нагнать на них страху.
Сомкнув ряды, мы вошли в толпу похожих на дикарей людей с бегающими глазами, измазанных сажей и одетых в рваные обноски. Я нахмурился, изо всех сил пытаясь казаться опасной личностью. Они шарахались во все стороны, как побитые собаки.
Это было некое подобие поселка. Низкие хижины из листов металла, накрытые оцинкованными крышами. Чтобы крыши не улетели, на них водрузили валуны или пни. Дверями, там, где они вообще были предусмотрены, служили куски брезента. Едва заметный грибок жизни, растущий на костях сгоревшей цивилизации.
У хижин бродили куры. Какой-то мужчина стоял на коленях над дымящимся углублением в дороге и варил яйца, опустив их в изрыгающую жар воронку.
– Не подходите к ним слишком близко, – пробормотал Эддисон. – Мне кажется, они все чем-то больны.
Я разделял его мнение. Это было видно по хромающей походке и остекленевшим глазам прохожих. Лица некоторых были скрыты грубыми масками или мешками с прорезями для глаз, надетыми на голову. Наверное, маски скрывали их изъеденные болезнью лица или были призваны замедлять распространение инфекции.
– Кто эти люди? – спросил я.
– Понятия не имею, – откликнулась Эмма. – И спрашивать не собираюсь.
– Я думаю, это те, кого больше нигде не принимают, – высказал предположение Эддисон. – Неприкасаемые, переносчики чумы, преступники, деяния которых считаются недопустимыми даже на Дьявольском Акре. Полагаю, что здесь, на самом дне и на краю странного сообщества, поселились те, кому удалось избежать петли. Их изгнали изгои.
