Он быстро прошёл в переднюю, надел пальто, поцеловал в лоб растерявшуюся Джемму, пожал руку Дорну, и не успели ещё ошеломлённые молодые люди отдать себе отчёт в происходившем, как его шаги уже скрипели по дороге к станции.
— Дорн! — донёсся из темноты его теперь уже окрепший голос. — Не забудьте про Томми!.. Череп!..
«Лавенсари» целую неделю стоял ошвартованным у одной из пристаней Роттердама.
Беляев, на которого Рейн при своём впадении в море произвёл самое жалкое впечатление, целыми днями просиживал в каюте или на палубе, не покидая судна.
Река и город его мало интересовали, в особенности с тех пор, как, съехавши на другой день по прибытии на берег, он не нашёл в почтамте ни письма, ни перевода на своё имя.
Между тем шкипер ещё из Риги отправил составленную им телеграмму в Воронеж, к отцу, объяснявшую, достаточно, впрочем, туманно, внезапный отъезд за границу и в самых энергичных выражениях просившую направить сумму покрупнее, именно в Роттердам, куда был зафрахтован груз «Лавенсари».
Маттисон предупредил Беляева, что весенние льды, оторванные от берегов, могут сгрудиться возле Зеландии, особенно в Зунде, и, вместе с весенними бурями, не пустить его ни к датским портам, ни к Гамбургу, вплоть до самого Роттердама.
Так на самом деле и случилось. «Лавенсари», прижатый всё время к Скандинавскому полуострову бродячими льдами, принуждён был наливаться водой в Готтенбурге и прятаться от захватившего его в Скагерраке шторма в Христианзанд, откуда он, следуя уже по прямой, не видал европейского берега до самого места назначения.
Сразу же с почтамта Беляев отправил новую, на этот раз отчаянную, телеграмму и теперь с нетерпением ждал, когда вернётся с берега шкипер, обещавший ему наведаться по дороге из транспортной конторы в почтамт.
Нетерпение Беляева переходило в настоящее отчаяние при мысли о том, что вторая телеграмма может остаться без ответа так же, как и первая. Об этом Беляев боялся и думать.
«Лавенсари» остаётся стоять в Роттердаме не больше двух дней. Пожалуй, уйдёт и раньше, если успеет с погрузкой. Барк везёт теперь кофе, сахар, сандал и оливковое масло. Цибики и бочки грузятся скоро. С ними нет такой возни, как с лесом, чуть не ежеминутно путающимся в снастях и срывающимся с цепей лебёдок и кранов.
Куда он денется, оставшись один без копейки в незнакомом городе? Из уцелевших от нападения Янсона не осталось и половины… Обратно его барк не может взять. Это значило бы подвергнуть добряка Маттисона новой ответственности, если бы присутствие Беляева было обнаружено на барке русскими властями.
В Роттердаме Маттисон имел знакомства в порту, при помощи которых ему ничего не стоило избежать формальностей при высадке Беляева на берег, тем более что бумаги разбойника-эстонца остались на судне, и потому Беляев своей особой как раз пополнял недостающий комплект команды.
Но на русской границе, где паспорт — всё, трудно провести кого-нибудь за нос и инкогнито Беляева весьма рискованно.
Нет, о возвращении нечего и думать. Очутиться в смешном виде после стольких мытарств. Как-нибудь надо устроиться здесь… Слава Богу! Вот и капитан… Улыбается… Значит, есть перевод. Наконец-то!
— Приятные вести! — кричал рыжий гигант, весело громыхая каблуками по набережной. — Есть! — И он помахал в воздухе синим пакетом.
Он ступил на сходни, погнувшиеся под его тяжестью, и через минуту очутился на палубе возле Беляева.
— Сколько? — спросил тот дрожащим от волнения голосом.
— Что, сколько? — Гм!.. Денег-то пока нет. Пока телеграмма. Да вы посмотрите сами, распечатайте! Там, наверное, сказано, сколько вышлют.
Беляев нетерпеливо распечатал телеграмму и от волнения некоторое время не мог понять, что значит этот ряд тесно написанных французских букв, отпечатанных на узеньких бумажных лентах, приклеенных к бланку.
«Узнал через полицию твою выходку, — разбирал он французскими буквами переданные русские слова. — Вызывался повесткой жандармское. Возмущён. Выкручивайся сам. Ни копейки. Беляев».
— Ну, что? — спросил шкипер.
Беляев молча опустился на бухту каната.
— Или плохо дело? — допытывался Маттисон. — Да вы не волнуйтесь… Авось всё уладится. Что вам пишут?.. Можно взглянуть?
Беляев молча протянул ему телеграмму.
— Гм! Да… Сурьёзный у вас папаша! — пробурчал гигант, участливо взглянув на студента. — Так-таки ни копейки?..
Беляев утвердительно кивнул головой.
— Да, может быть, стращает только?
— Нет. Я его знаю… Уж если до полиции у них дело дошло, значит, шабаш. Этого он хуже всего не любит.
— Гм! — покачал головой гигант. — Это слабо…
— Положение отчаянное, — безнадёжно выронил Беляев.
— Ну, уж сразу отчаянное! — возразил шкипер. — Конечно, неприятно, но… чтобы «отчаянное»… Человек вы молодой, почти инженер.
— Я электротехник, — напомнил Беляев.
— Самое модное звание! — подхватил шкипер. — Теперь и фабрики, и заводы, и дороги на электричество переходят. С радостью всюду возьмут, с голоду и не пропадёте.
— Да, вам легко говорить. Попробуйте-ка на моём месте без копейки в кармане работы ждать!
— Как «без копейки»? — изумлённо ответил шкипер. — А жалование?.. Что ж, вы думаете, Юхо Маттисон ваши денежки в карман положит?
— Какие мои денежки?
— Да вы от Болдераа досюда разве за того мерзавца вахты не стояли, за Янсона? Разве вы с самого Ханге сложа руки сидели? Что ж я, хозяевам на Янсона жалованье экономию сделаю? Восемьдесят-то шесть рублей с копейками при таких оборотах!
— Спасибо! — сказал Беляев, немного ободрившись.
— Не за что. Это не моё, а ваше, заслуженное… Да и у меня на вашу долю сотня целковых найдётся.
— Ну, это лишнее!..
— Как лишнее? Что ж это, у меня на квартире гостя мои же ребята оберут, а я плевать должен?
Беляев крепко пожал шкиперу руку.
— Спасибо! — сказал он растроганно. — Большое спасибо, хотя я не знаю… должен ли я принять это?..
— Да я бы руки вам не протянул, если бы вы посмели не принять. Да как бы я Александру Николаевичу в глаза стал смотреть без этого?
— Ну, я пойду сейчас к себе, — продолжал он. — А вы не унывайте.
Уже сгустились сумерки и кругом зажглась весёлая иллюминация разноцветных судовых огней, когда Беляева отыскал на бухте у фок-мачты плотник Якоб.
— Куда ты пропал? — сердито ворчал старик. — Капитан послал за тобой, а чёрт тебя разыщет… Иди к капитану!
В низенькой, наполненной клубами табачного дыма каюте капитана за столом, на котором во время пути шкипер прикалывал карту, сидел Маттисон в обществе своего помощника и боцмана, покровительствовавшего Беляеву.
