«Бэла Лугоси мертва». Можно сказать, это их гимн. Я в «Рилме», наблюдаю за толпами мрачно одетых и разукрашенных подростков, танцующих в экстазе. И во времена моей молодости готы были такими же хлюпиковатыми, сопливыми чудаками, балансирующими на грани суицида. А так это были самые обыкновенные тинэйджеры, только одетые во все черное. Впрочем, сейчас мало что изменилось. Разве только музыкальные вкусы: тогда готы подсаживались на «Кьюэ», «Смитс», «Баухаус», «Дэмид», немного «Депеш Мод». Современные готы завинчены на фетишизме и нечисти. Вот так и отрываются в «Рилме». Здесь повсюду на экранах транслируют клипы «Носферату», перемежая их кадрами, раскрывающими процесс прокола гениталий и вставки в них разного рода сережек. Здесь со всего города собирают всякий мусор вроде латунных люстр, драпируют их черной марлей и подсвечивают красными лампочками. По стенам развешаны зеркала, также задрапированные в черную марлю. Тут почти все покрыто этой чертовой черной марлей, включая и самих хозяев.
На сцене можно полюбоваться на парочку фетишистов, делающих свои не совсем чистые дела. Он привязан к икс-образному кресту из ржавой стали. Он абсолютно гол, если не считать черных кожаных стрингов. Она в обязывающих ролью высоченных черных ботфортах и корсете прикрепляет к его соскам зажимы, присоединенные к автомобилю. И каждый раз, как только он забудет назвать ее «мистресс», она угощает его разрядом тока. Возбуждающе, не правда ли? Ха, вполне могло бы быть. Только наша сладкая парочка на самом деле средних лет, страдает сильным ожирением, и он еще вдобавок лысеет. Но, как бы там ни было, они собирают приличную толпу своим эксцентричным выступлением, так что какая разница, что о них подумают другие.
По героям сегодняшнего вечера сразу можно понять, что в почете у современных готов латекс и заклепки. Однако в противоположной стороне зала, трясясь под музыку и потягивая абсент, выторгованный у одного парня, только что вернувшегося из Бразилии, топчется старая школа готов. Эти по-прежнему остаются верны вельвету, шнуркам и редким вставкам из кожи. А там, за пазухой, вы непременно найдете у каждого спрятанную близко к сердцу подписанную автором копию «Интервью с вампиром». Да, да. Это тусовка вампиров или тех, кто жаждет ими стать. У половины из них гробы сделаны собственными руками, а у остальной части найдены случайно в разных районах города. Они верят, что процесс превращения в вампира один в один совпадает с тем, что описан в «Голоде». Все эти сексуальные игры, в которых участвуют Катрин Денев, Сьюзен Сарандон и Дэвид Боуи, проникнуты неизбежной романтикой смерти. Это толкает героев на отчаянные шаги и делает местных «вампиров» чрезвычайно легкой добычей настоящих вампиров-одиночек, питающихся при любом удобном подвернувшемся случае. Ведь все они просто жаждут быть укушенными. На деле же эти люди и малой толики не знают о вампирах и о том, как хреново иногда быть одним из них.
Я беру себе пиво и продолжаю оглядывать толпу. Если Леп прав, Аманда Хорд на самом деле должна оказаться где-то здесь. Я отхожу от бара и направляюсь в глубь помещения. Пара девиц в готическом стиле с лицами в стиле а-ля театр Кабуки, на первый взгляд, подходят мне по телосложению. Однако, приглядевшись к ним поближе, я понимаю, что ни одна из них не моя девчонка. Проходит еще около получаса, я не спускаю глаз с входных дверей. Ни черта. Пустая трата времени. Я же не могу пронести фото девчонки среди толпы. Это было бы одной из частей тщательного спланированного плана Декстера Предо и Мэрили Хорд. А я лишь проверю подвал, и с меня хватит.
Подвал в «Рилме» — темный лабиринт маленьких комнат, каждая со своей особенной атмосферой. Есть комната в викторианском стиле, заставленная диванчиками и полуразвалившимися столиками и освещаемая лампами, работающими на масле. Следующая комната — комната убийств, она сделана под кухню в каком-нибудь загородном доме, по стенам размазана искусственная кровь, а пол покрывают меловые очертания якобы убитых людей. Есть здесь и комната, сделанная под темницу, и обитая войлоком палата. А еще комната сумасшедшего ученого. Я быстро заглядываю в каждую из них, быстренько оглядываю присутствующих и двигаюсь дальше. Готы с Лонг-Айленда сидят за столом в комнате убийств и играют в карты. Темница полна людей, затеявших импровизированный спор о наказаниях. Ну, и все в том же духе. Я выхожу из больничной палаты, где одного парня одели в смирительную рубашку его же приятели и направляются с ним к лестнице. Думаю, самое время делать ноги.
Уголком глаза выхватываю вспышку чего-то белого. Оглядываюсь — никого нет. Поворачиваюсь обратно к лестнице — он стоит прямо передо мной, преграждая мне путь.
Он старательно вглядывается в меня сквозь замазанные сажей линзы очков.
— Саймон, с тобой все в порядке?
Я что-то ворчу.
— Я спросил, ты в порядке, Саймон?
— Да. В полном.
Господи! Ненавижу, когда произносят мое настоящее имя.
Я оглядываю его. Он немного ниже меня, но настолько тощ и костляв, что мог бы опередить любого больного раком или СПИДом. Он одет в белые мешковатые одежды, стрижется почти наголо, и я не знаю его имени. Я вообще не знаю, кто он такой. Однако мне известно, кому он принадлежит и откуда он, поскольку он знает мое настоящее имя. Эти сволочи всегда знают больше, чем им положено. Я обхожу его и поднимаюсь по лестнице. Он следует за мной.
— С тобой все в порядке, Саймон?
— Я же сказал, что да. Господи Боже мой! Теперь ты прекратишь меня так называть?
— Прошу прощения, Джо.
Я поднимаюсь из подвала и срезаю через все помещение прямо к входной двери. Скелет следует за мной по пятам, мы идем по пешеходной дорожке, удаляясь от «Рилма».
— Может, у тебя есть минутка, Джо.
— Может, у меня их целый вагон. То там, то тут. А я, может, оставил их специально для себя. Так что же?
Он хохочет.
— Чего смешного?
— Меня предупреждали о твоем чувстве юмора, Джо. Ну, ты так интересно играешь словами. «Целый вагон»! Да, вот так мы все к нему и относимся, словно это какой-то груз, что можно запасти. А на самом деле, минуты надо проживать, а не прятать за пазухой.
— Ты что, серьезно? Это дерьмо ты припас для меня на сегодня? Тогда я пас. Могу дать тебе денег или какого-нибудь добровольца на ужин из местной столовой для бродяг. Но выслушивать подобную дрянь не собираюсь.
— Да, Джо. Ты прав. Ты не обязан выслушивать всю эту чушь. Ты вообще ничего не должен делать. Кроме как умереть. Джо, мы все там окажемся. Хотя, может, одному все-таки удастся выжить.
— Что ж, я даже и в этом преуспел. Может, теперь ты от меня отстанешь?