– Здравствуйте, – важно произнес он. – Вы ко мне?
– Если вы здесь старший, то к вам.
– А кто как не старший, по-вашему, и может сидеть здесь после окончания рабочего дня?
– Я очень извиняюсь. Не знал расписания работы.
– Чего уж там! Присаживайтесь и выкладывайте, зачем пришли! – мужчина встал и Иван удивился его необычайной худобе.
Председатель выглядел так, будто только час назад был освобожден из Освенцима. Он принялся листать какую-то толстую книженцию и капитану показалось, что о нем забыли.
– Я по поводу наследства своего двоюродного деда. Прокоп Подольный завещал мне свой дом…
– Вам?! – председатель неожиданно грохнул книгой по столу с такой силой, что Иван подпрыгнул на стуле. – Значит, вы…
– Платов.
Председатель быстро обошел стол и приветствовал Иван коротким насильственным рукопожатием.
– Так бы сразу и сказали. Заждались мы вас, Иван Александрович. Нехорошо дому пустовать. Когда намерены вселиться?
Платов с трудом подавлял желание вытереть о брюки руку, которой коснулся этот странный субъект.
– Во-первых, извещение из нотариальной конторы я получил совсем недавно, во-вторых, мой дед умер тринадцать лет назад, а в третьих… Я вовсе не собираюсь никуда вселяться. У меня есть свой дом, и он меня вполне устраивает.
Странный субъект будто не слышал последней фразы Платова. Он задумчиво расхаживал вдоль стола, заложив руки за спину, очень напоминая аиста, который высматривает в траве лягушку.
– Тринадцать лет? Мне кажется, что это было только вчера. Презанимательнейшая штука время, вы не находите?
Платов не находил, но из вежливости кивнул.
– За этими стенами оно пролетает стремительно, а здесь, – мужчина обвел рукой кабинет. – Плетется, как старая кляча. Так-то, милейший Иван Александрович.
Платову надоели философские рассуждения и какие-то старорежимные лексические обороты.
– Я хотел бы осмотреть дом деда. Ключи…
– Конечно ключи! Именно ключи!
Узник Освенцима ринулся к сейфу и, распахнув дверцу, принялся выбрасывать наружу бумаги. Иван с изумлением смотрел на кружащиеся по кабинету пожелтевшие листы, а председатель, наконец, нашел то, что искал и торжественно поднял руку, в которой держал связку ключей на массивном медном кольце.
– Ключи! Они откроют перед вами все двери!
Платов протянул к ключам руку, но мужчина спрятал связку за спину и с ласковым укором погрозил Ивану пальцем.
– Не спешите. Нам предстоит выполнить небольшую формальность. Точнее вам. Одна небольшая закорючечка вот на этом листике и можете, с чистым сердцем ступать в дом дедушки.
– Я готов, – капитану не терпелось покинуть кабинет и больше не встречаться с его хозяином, который явно нуждался в помощи хорошего психиатра. – Что за документ?
– Расписочка. Контрактик. Согласитесь, я не могу отдать вам ключи просто так. Не имею права!
Платов придвинул стул к столу и взглянув на лист. Сельсовет, вне всяких сомнений испытывал проблемы с бумагой. Лист походил на свиток пергамента и был настолько измятым, будто его вытащили из заднего прохода. Витиеватые буквы складывались в слова, слова в предложения, из которых явствовало, что Иван Александрович Платов считается единственным наследником Прокопа Даниловича Подольного.
Капитан почувствовал, как в его руку вкладывают шариковую ручку и, пожав плечами, поставил внизу листа свою подпись.
– Число, пожалуйста, – прошептал в самое ухо мужчина. – Месяц, год. Отлично!
Он поспешно схватил подписанный документ, сунул его между страниц толстой книги в странного вида переплете и захлопнул ее.
– Теперь ключи, дом и … все его содержимое ваше! Искренне, от всего сердца поздравляю!
– Спасибо, – Иван сунул связку в карман. – И до свидания.
Он вышел в коридор.
– Да и не забудьте покормить кота! Бедное животное совсем исхудало! – донеслось из кабинета. – Очень на вас рассчитываю!
– Да пошел ты к черту вместе со своим котом! – прошипел Иван, распахивая дверь. – Не могли найти здорового председателя. Придурок лагерный!
В лицо ударил сильный порыв ветра. Пригнувшись, Платов двинулся в обратный путь. Лампочки на столбах не горели еще со времен перестройки. Здание с флагом над крыльцом моментально растворилось в темноте и когда Иван оглянулся, то не увидел даже тусклого пятнышка света настольной лампы.
* * *
– Олег Степанович! Вы меня слышите?
Скрипкин взглянул на толстую повариху, которая комкала в руках мокрую тряпку.
– Чего тебе?
– Прибраться бы надо. После этого чертова бизнесмена – только полный бардак и гора грязной посуды. Свалился на нашу голову!
– Завтра. Иди домой!
Недовольно бурча себе под нос, повариха протиснула свои грузные телеса в дверь, оставив директора наедине с невеселыми думами.
Если бы Олегу Степановичу Скрипкину посчастливилось выудить золотую рыбку или на худой конец бутылку со стариком Хоттабычем, то первым делом он попросил бы их избавить его от общества залетного бизнесмена.
Скрипкин был карьеристом, а значит, консерватором и смертельно боялся всего нового и неизвестного. Стоило ему узнать о приезде в деревню самого завалящего начальничка, как Олег Степанович начинал глотать валерьянку, а на его лице окружающие читали только один вопрос «Что теперь будет?».
Что касается Большакова, то бедой от него несло за версту. Большой, мясистый нос директора школы чуял этот запах и повисал как хобот старого слона, которому не милы родные джунгли.
Праздник давно закончился, а Скрипкин все еще расхаживал по опустевшей столовой моля всех богов о том, чтобы Артур вместе со своими компьютерами, телохранителями и дорогим автомобилем провалился в подземное царство Аида.
Бизнесмен-жулик поставил под угрозу весь смысл существования Олега Степановича, который когда-то с грехом пополам закончил физкультурный факультет пединститута и, цепляясь зубами за скользкие ступени системы образования, поднялся из рядовых физруков до директора школы. Только сам Скрипкин знал, сколько бессонных ночей и изгрызенных ногтей ему это стоило!
Он не мог послать Артура ко всем чертям, поскольку тот в свое время помог спровадить на пенсию бывшего директора школы, обтяпав головокружительную интригу.
На последнем совещании начальство вскользь намекнуло о намерении повысить Скрипкина, а теперь все летело к черту. Не организуй он Большакову торжественную встречу, возникли бы неприятности. В итоге встреча была организована, но кто мог гарантировать, что завтра в Махово не нагрянут суровые и неподкупные сотрудники прокуратуры?
– А кто это с почестями встречал преступника? – непременно спросят они. – Кто совал пройдохе хлеб-соль?
– Наш директор Скрипкин! – хором ответят все.
– А подайте-ка сюда, Олег Степанович, ваши белы рученьки! – грозно сверкнут глазами служители Фемиды.
Директор почувствовал на своих запястьях стальной холод наручников и наполнил стакан водкой, которая осталась в одной из бутылок. После нескольких глотков кошки стали, скрести по сердцу без прежнего остервенения. В глазах Скрипкина вспыхнула искорка надежды.
– А может все-таки пронесет? – поинтересовался директор у тарелки с остатками салата.
– И не надейся! На тюремной параше тебя пронесет!
Голос, прозвучавший в голове Олега Степановича, принадлежал районному прокурору, желчному мужичку, который всегда смотрел на Скрипкина так, словно фотографировал его анфас и профиль.
За дверью послышались шаркающие шаги и в столовую заглянул школьный сторож Прошка Макеев. Его, покрытый недельной щетиной, подбородок при виде директора дернулся вверх.
– Чего тебе, Прохор?
– Так запирать школу пора, Олег Степанович.
– А… Правильно. Только не вздумай в столовую ночью нос совать.
– Чего я тут не видел? – обиженно шмыгнул носом Прошка. – Мне и в каптерке хорошо.
– Сам знаешь чего – водки!
– Сдалась мне ваша водка! – ни с того, ни с сего покраснел сторож. – Можете ключ от столовой с собой забрать, если мне не доверяете.
