Прямо перед ними возник Славка. Глаза пьяные, красные… Он уставился на Свету, замотал головой.
– Слава, Славочка! – позвала она, протягивая руки. Славка, даром что пьяный, успел подхватить ее, оседающую на землю. Пашка не удержал бы ее в одиночку.
– Светик, ты! – ошалело твердил Славка.
– Я, – она заплакала, цепляясь за его руки.
– Да что ж это! – раненым буйволом взревел жених, поднимая ее. – Да что же это такое, а?! – И он пошел прочь, неся на руках свою невесту.
– Пожар! – раздалось над Ксюхиным ухом.
– Горим! – завопили рядом.
– Кто? Кто горит?!
– Игнат!
– Да ну!
– Баранки гну!
– Люди-и-и! Горим!
– Бежим! – спохватилась Ксюха. И снова они бежали по сухой земле, по косогору вниз, к огородам, и дальше, к опушке, над которой уже вырастало оранжевое зарево пожара.
Дом полыхал. Люди стояли группами и глазели на огонь, изредка перебрасываясь замечаниями.
– Молния шарахнула, оно, слышь, и полыхнуло!
– А кто видел-то?
– Я видел!
– Да что же вы стоите? – крикнула Ксюха. – Там же человек сгорит!
Кто-то пожал плечами:
– Так не подступиться…
Пашка рванул к гигантскому пожару, но Наташка крепко вцепилась в него:
– Ненормальный! Сгоришь!
Угли звонко стреляли, в лицо дышало жаром, веером летели искры.
– Дерево-то сухое, вот и…
– Пожарных вызвали, да только когда они поспеют…
Вдруг из толпы с диким воплем вырвалась женщина, ее длинные черные с проседью волосы развевались, в них вспыхивали и гасли искры пожара.
– Игна-а-ат! – крикнула она.
– Стой!
– Куда!
За ней бросились, попытались схватить… кричали… но все было бесполезно.
Хаврониха исчезла в огне.
– А-аааааааааааа! – раздался над пожарищем многоголосый вой и сгинул в реве бушующего огня.
Ксюха стояла как завороженная. Сверток с расплавленным зеркалом жег ей руки. Люди бегали с ведрами, выплескивали воду в огненную бездну, которая пожирала все, до чего только могла дотянуться. К колодцу у дома было не подступиться, там стоял нестерпимый жар. Люди были бессильны перед стихией.
Тяжело переваливаясь на ухабах проселочной дороги, подъехала наконец пожарная машина.
Из нее выскочили пожарные, размотали шланги, отогнали подальше наиболее рьяных помощников из жителей.
Люди сгрудились чуть поодаль, смотрели. Усилия пожарных, казалось, принесли результаты, огонь нехотя начал отступать. Но вдруг внутри дома что-то оглушительно грохнуло, разорвалось, повалили плотные клубы черного дыма, и оттуда, где раньше была крыша, рванулся в небо огненный столб. Люди ахнули, отступили.
А Ксюха поняла – пора!
На нее никто не обратил внимания. Все были потрясены этим ужасным зрелищем. И она, отступив от Пашки и Наташи, направилась туда, в самое пекло.
Закрыв лицо свертком с зеркалом, она побежала, надеясь успеть. Землю покрывал плотный слой пепла и гари, он еще не остыл, жег ей ноги, во все стороны разлетались раскаленные угли. Ксюха почувствовала, что у нее загорелись волосы.
Ей удалось добраться до крыльца, хотя самого крыльца уже и не было. Огонь бешено плясал, размахивая алыми рукавами. Ксюха почти ничего не видела, дом превратился в топку. И в эту топку, с силой размахнувшись, Ксюха запустила погибшее зеркало.
Крикнула ему вслед:
– Пошло вон!
Сверток исчез в прожорливой огненной пасти. И в этот момент небо разверзлось, и на землю обрушился ливень.
Стена воды накрыла стену огня, обнажив черный остов дома колдуна.
Вода мгновенно залила все вокруг, как будто кто-то там, наверху, выплеснул целое озеро из большущего ведра.
Вскоре Ксюха стояла по щиколотку в жидкой черной грязи и смотрела, как выдохшийся огонь исходит клубами дыма, как разваливается и проседает то, что осталось от дома. А ливень все не утихал.
Рядом с Ксюхой в потоках небесной воды стояла баба Люба с Митрошей на плече. Она грустно улыбнулась девочке. Ксюхе показалось, что губы ее шевелятся, как будто баба Люба хочет что-то сказать ей. И она услышала:
– Ты все правильно сделала…
Они стояли рядом и смотрели, как в клубах дыма появились две темные фигуры. Вот они взмыли вверх – и растаяли.
Славка и Света наконец поженились. Венчал их отец Виталий, все было честь по чести. И платье у Светланы было красивое, и сама она на удивление быстро поправилась.
После всего произошедшего Ксюха стала за собой замечать, что она изменилась. Первым делом она и ее новые друзья сходили в церковь, отстояли службу, исповедались и причастились. Отец Виталий не мог нарадоваться на своих прихожан. В храме собрались почти все жители деревни.
Ксюха смотрела на них и думала: «Как они напуганы! Пройдет время, все забудется, и люди снова погрузятся в свои повседневные заботы…»
А пока… Да – а что пока?
Отец купил путевки, и Ксюха с родителями отправилась на Кипр. Она была рада этой поездке. Думала, что скоро все забудет, оторвавшись от места этих страшных событий. Но и там воспоминания не оставляли ее. Более того, она постоянно чувствовала, что за ней как будто наблюдают и чего-то от нее ждут. Правда, если в деревне она почти не спала, то Кипр подарил ей наконец возможность быстро проваливаться в сон. Но и во сне ей не было покоя. Во сне к ней кто-то приходил и спрашивал о чем-то, требовал от нее ответа, а она все время твердила: «Нет, нет, нет!» Кто приходил и о чем спрашивал – этого она не могла вспомнить, в голове оставалось только ее «Нет!».
Родители ей не докучали. Они были счастливы, резвились, как подростки, отец взял машину напрокат, и, презрев все экскурсии, они втроем самостоятельно изучали древние развалины, любовались природой, посещали монастыри, покупали сувениры, наблюдали за жизнью других людей. Родители – с восторгом, Ксюха – почти равнодушно.
В августе она снова приехала в деревню. Она больше не чувствовала себя там чужой. Да и бабушка обзавелась подругами. По вечерам они устраивали посиделки, обсуждали последние новости, сериалы и молодежь.
Наташка обрадовалась Ксюхиному возвращению. Позвонила Павлу, и тот немедленно приехал.
Ксюха, увидев его, смутилась. Они неловко пожали друг другу руки, словно были едва знакомы, чем рассмешили Наташку. Но неловкость скоро прошла, с ребятами Ксюхе было гораздо легче, она могла безбоязненно все с ними обсуждать.
В первый раз ее привел на пожарище Павел. От дома колдуна ничего не осталось. Ливень начисто смыл обгоревшие головни.
Черная гарь, как болезненная язва, покрывала землю. Ребята не решились наступать на нее, выбрали место неподалеку, сели на траву. Ксюха смотрела и думала: «Земля все вылечит. Следующим летом здесь взойдет трава, пробьются сквозь смерть ростки жизни».
