Тревожное перемигивание синих огней я уже привык воспринимать, как нечто родное. Видеть их приходится слишком часто, и они стали действовать на меня почти умиротворяюще. Полицейские огораживали место преступления желтыми предупредительными лентами, экспертов поблизости не видно — наверное, Мерфи вызвала советника по чертовщине раньше основной бригады.
Я вылез из машины. Хорошо, что оделся по погоде — джинсы, рубашка застегнута на все пуговицы, ботинки. Пронзительный ветер трепал полы черной ветровки, и при ходьбе они хлопали по икрам. Луна была в зените, но из-за городского смога круглый диск виднелся еле-еле.
По загривку побежал неприятный холодок. Я остановился и всмотрелся в окружающую растительность. Живая изгородь, цветочные клумбы, ряд искусно подсвеченных и не менее искусно подрезанных садовых скульптур, густая поросль кустарника. Внезапно я понял, что в темноте кто-то есть. Во всяком случае, я четко ощущал на себе чей-то пристальный взор. Я уставился в ночную тьму и начал не спеша, тщательно ощупывать взглядом каждую деталь. Что я увидел? Разумеется, ничего. Темно же. Однако я готов был держать пари на любых условиях — во мраке кто-то прячется. Наконец противное чувство чужого и невидимого присутствия понемногу отступило. Я поежился, засунул руки в карманы и припустил к дому.
— Дрезден! — послышался крик.
Я увидел на парадной лестнице Кармайкла. Он спускался мне навстречу. В отделе специальных расследований Кармайкл носит почетное звание правой руки Кэррин Мерфи. Маленький, кругленький, с поросячьими глазенками, вечно слюнявый Кармайкл ничего не принимает на веру и всегда во всем сомневается. Поношенный галстук в застарелых пятнах от пролитого супа и засаленная рубашка, рукава которой он частенько путает с носовым платком, довершают живописный образ мерфиного помощника. Кто бы мог подумать, что за всей этой «красотой» таятся острейший ум и проницательность профессионального сыщика?!
— Хренотень свинячья! Где тебя черти носят, Дрезден? — Кармайкл утер со лба пот.
Ступеньки кончились, и теперь мы стояли лицом к лицу. Такое впечатление, что я смотрю на него с высоты второго этажа.
— Давно не слыхивал я дружеского приветствия. Решил принимать меня всерьез? — Я сощурился.
— Перебьешься! — замотал головой Кармайкл. — По мне, ты все тот же кусок собачьего дерьма. И работенка твоя фуфло. Дорого бы я дал, чтоб вообще тебя не видеть.
— Ты этого не говорил, я этого не слышал, — отрезал я. — Лучше скажи, где Мерфи?
— Где ж ей быть? Внутри, конечно, — огрызнулся толстяк. — Поднимись и увидишь. Этот парень там основательно нагадил. Не промахнешься. Мерфи втемяшилось, что от тебя будет прок. Ну, а я тут постою, попридержу фэбээровцев за шкирку. Не ровен час, нагрянут…
— Она все еще опасается ОВР?
— Ну! Стоит ей отвесить фэбээровцам хорошего пинка, и овээровская сволота всем скопом на нее навалится. Черт бы подрал этих политиканов! — зло сплюнул коп.
Я поддакнул и пошел наверх.
— Эй, Дрезден!
Я оглянулся через плечо, ожидая услышать очередное оскорбление или колкость. Толстяк буравил меня острым как бритва взглядом.
— Я слышал, ты спутался с Марконе? Это правда?
— Нет, не правда. Сказки лживого подонка.
Коп побуравил меня еще, уже больше для острастки, и согласно кивнул.
— Верю. Не умеешь ты врать, Дрезден. На физиономии твоей дурацкой все написано. Верю.
— А почему тогда не веришь, что я чародей?
Коп скорчил кислую мину и отвел глаза.
— Ищи дурака! Давай шуруй наверх, Дрезден, а я подожду фэбээровцев.
Я повернулся и увидел Мерфи. Она стояла на верхней ступеньке. На ней были жакет серого цвета, широкие брюки в тон и туфли на низком каблуке — обувь она всегда подбирает осмотрительно. Наряд дополняли неброские серьги — ничего особенного, просто серебряная бусина качается на подвеске, но меня поразили ее уши. Раньше она стриглась иначе, золотистые пряди были длиннее, может, поэтому я не замечал, что у нее такие красивые ушки. О-ох, чародей, Мерфи тебе за подобные мысли башку открутит…
— Время, Дрезден, время уходит. Мигом сюда! — отрывисто бросила Кэррин и ушла обратно в дом.
Я рванул за ней, перешагивая сразу через две ступеньки, чтобы не отстать.
Комната была ярко освещена. Впрочем, помещение, в которое я попал, комнатой можно называть лишь с большой натяжкой. Скорее это очень просторный зал. И пахнет в нем кровью, правда, довольно слабо, но этот сладковатый запах ни с чем не спутаешь. Он действует на сознание ударом хлыста. Трезвеешь в один момент. Есть и еще запах с похожим характером — аромат свежего, морозного ветра… Вслед за Мерфи я свернул в небольшой коридорчик и попал в другую комнату. По всем признакам — хозяйская спальня. Источник специфических ароматов находился именно здесь.
Владелец спальни, наверное, страдал гигантоманией. Не комната, а средних размеров футбольное поле. Обалдеть! Приспичит посреди ночи — затеряешься на этом «стадионе» и до туалета, чего доброго, не дотянешь! И как здесь жить? Ни мебели, ни ковров, одни голые стены. В большущем окне даже стекла нет. Октябрьский ветер вовсю резвится в странной спальне. Полная луна в обрамлении оконной рамы подражает сюрреалистическому полотну свихнувшегося художника.
А вот чего здесь вдоволь, так это крови. Сколько хочешь, повсюду, куда ни глянь. Брызги, лужицы, потеки… К распахнутому настежь окну ведет цепочка багровых следов, похожих на отпечатки лап громадного волка. В центре комнаты виднеется полузатертый рисунок великого Круга Сосредоточения — три кольца символов, аккуратнейшим образом начертанных белым мелком на деревянных половицах. Среднее кольцо сплошь утыкано тлеющими палочками благовоний.
Неподалеку от Круга на залитом кровью полу лежит обнаженное тело Ким Дилени, вернее, то немногое, что от нее осталось. На лице выражение безграничного удивления. Губы чуть приоткрыты, точно ее оборвали на полуслове. Широко распахнутые глаза смотрят в потолок. Пониже подбородка плоть начисто вырвана. Гортань, трахея — все. Остался лишь раскуроченный кусок мяса, из которого торчат разорванные артерии, обрывки мышц, и в низу чудовищной раны белеют кости грудины. Тело несчастной, будто футляр на молнии, вскрыли страшным скребком.
У меня в голове что-то щелкнуло. Появилось ощущение, что все это происходит не со мной, не наяву. Я словно погрузился на дно жуткого ночного кошмара… Похоже на дурную шутку или розыгрыш. Сейчас, да-да, вот сейчас участники нелепого розыгрыша начнут тихонько хихикать, довольные, что их глупая шутка удалась.
