Так они думали. Теперь, впервые в жизни, Флетчер с Джейфом испытали одинаковую боль — как будто их души проткнули одной пикой.
На борьбу это было непохоже. Совсем непохоже.
— Потеряли аппетит? — осведомилась официантка.
— Да, похоже.
— Унести?
— Да.
— Хотите кофе? Десерт?
— Еще коки.
— Одна кока.
Джо-Бет была на кухне, когда вошла Беверли с тарелкой.
— Ну вот, отбивная пропала, — сказала Беверли.
— Как его зовут?
— Я что, стол справок? Не спрашивала.
— Иди спроси.
— Сама спрашивай. Он заказал еще коки.
— Ладно. Поглядишь за моим столом?
— Ага, только зови меня Купидоном.
Джо-Бет занималась работой и не глядела в сторону парня целых полчаса; вполне достаточно. Она налила коки и вышла. К ее ужасу, за столиком было пусто. Она чуть не уронила стакан; вид пустого стула вызвал у нее настоящую тошноту. Потом краем глаза она увидела его, идущего к столику. Увидев ее, он улыбнулся. Она ринулась к столу, не обращая внимания на поднятые руки за другими столиками. Она уже знала, какой вопрос задаст первым: он прямо вертелся у нее на языке. Но он ее опередил.
— Мы знакомы?
И она, конечно же, знала ответ.
— Нет, — сказала она.
— Т-тогда вы… вы… вы, — он заикался, его челюсть мучительно двигалась, будто он жевал резинку. — Вы… вы…
— Да, я тоже так думаю, — прервала она, надеясь что это не обидит его. Не обидело. Напротив, он улыбнулся.
— Как странно, — проговорила она. — Ведь вы не из Гроува?
— Нет. Из Чикаго.
— Далеко.
— Я родился здесь.
— Правда?
— Я Ховард Катц. Хови.
— А я Джо-Бет…
— Во сколько вы кончаете?
— Около двенадцати. Хорошо, что вы пришли сегодня. Я ведь работаю только в понедельник, среду и пятницу. Завтра вы бы меня здесь не застали.
— Мы друг друга нашли, — сказал он, и от бесспорности этого утверждения ей захотелось плакать.
— Мне нужно идти работать, — напомнила она.
— Я подожду.
* * *
В одиннадцать десять они вышли от Батрика вместе. Ночь была теплой. Но это было не приятное, продутое бризом тепло, а настоящая духота.
— Зачем ты приехал в Гроув? — спросила она, когда они подошли к ее машине.
— Чтобы встретить тебя.
Она рассмеялась.
— А почему бы и нет?
— Ну ладно. Тогда зачем ты уезжал?
— Мать переехала в Чикаго, когда мне было всего несколько недель. Она никогда не рассказывала про этот город. Казалось, что для нее это все равно что ад. Вот я и захотел увидеть его сам. Может быть, чтобы лучше понять ее… и себя.
— Она еще в Чикаго?
— Она умерла. Два года назад.
— Как жаль! А отец?
— У меня его нет. Ну… я думаю… это… — он опять начал заикаться, но выправился. — У меня никогда не было отца.
— Еще более странно.
— Почему?
— У меня тоже. Я не знаю, кто мой отец.
— Но это ведь ничего не значит, правда?
— Правда. Особенно сейчас. Знаешь, у меня есть брат. Томми-Рэй. Мы всегда были вместе. Тебе надо с ним познакомиться. Он тебе понравится. Он всем нравится.
— Ты тоже. Тебя, наверно, все… все… любят.
— Почему?
— Ты красивая. Мне придется драться за тебя с половиной парней братства Вентура.
— Вовсе нет.
— Не верю.
— Они только смотрят. Но трогать я им не позволяла.
— Мне тоже? Она остановилась.
— Я тебя совсем не знаю, Хови. Хотя нет, не совсем. Когда я тебя увидела, я вдруг поняла, что откуда-то тебя знаю. К тому же я никогда не была в Чикаго, а ты — в Гроуве с тех пор, как… — внезапно она прервалась, ошарашенная. — Сколько тебе лет?
— В апреле исполнилось восемнадцать. Она не могла говорить.
— А что?
— Мне… мне тоже.
— А?
— Восемнадцать в апреле. Четырнадцатого.
— А мне второго.
— Все это очень странно, тебе не кажется? Мне показалось, что я тебя знаю. Тебе тоже.
— Ты об этом говоришь с таким беспокойством…
— Я правда тебе нравлюсь?
— Да. Никогда не видел… не видел… такого лица… Мне хочется тебя поцеловать.
Внизу, под городом духи извивались от боли. Каждое слово отзывалось в них свистом лезвия. Они не могли ничего предотвратить. Им оставалось лишь сидеть в мозгу своих детей и слушать.
— Поцелуй меня, — прошептала она.
Они задрожали.
Хови дотронулся рукой до ее лица.
Они дрожали, пока не затряслась земля вокруг них.
Она шагнула ближе и подставила ему улыбающиеся губы.
…пока не треснул бетон, заложенный восемнадцать лет назад. «Хватит! — вопили они прямо в уши своих детей. — Хватит!»
— Ты ничего не почувствовала?
Она засмеялась.
— Да. Мне показалось, что сдвинулась земля.
Девушки вошли в воду второй раз.
Это случилось утром после той ночи, когда Ховард Катц встретил Джо-Бет Магуайр. Утро было свежим, и ветерок, разогнавший сонный воздух, обещал примесь прохлады к дневному зною.
Бадди Вэнс снова спал один в своей трехспальной кровати. Он всегда говорил, что такая кровать самая лучшая. Супружеская пара — и дьявол. Всегда было приятно осознавать, особенно в такое дивное утро, что на другом конце этой громадной дистанции тебя кто-то дожидается — пусть даже жена. Но теперь его жизнь с Эллен сделалась чересчур запутанной; предстояло что-то решать. И пустая кровать хотя бы побуждала его встать и спуститься с Холма.
Бадди было пятьдесят четыре. Порой он чувствовал себя вдвое старше. Чересчур многие из его современников умерли в таком возрасте — умерли от той же жизни, какой жил он. Табак, бабы, наркотики. Пора было проявить разумную умеренность. Он уже не мог ночь напролет заниматься любовью, как в тридцать. А несколько досадных неудач вынудили его обратиться к доктору и требовать исцеления — за любые деньги.
— Нет такого, — сказал Тэрп. Он пользовал Бадди со времен еженедельного «Шоу Бадди Вэнса», когда его шутки были на устах любого американца. Тэрп ценил своего пациента как одного из самых забавных людей страны.
— Ты же губишь свое тело каждый божий день, Бадди. И еще говоришь, что боишься смерти. Ты хочешь до ста лет шляться в Вегас.
— Ага.
— Так вот, при таких темпах я даю тебе еще десять лет. И то, если повезет. У тебя лишний вес и лишний стресс. Я видел трупы и поздоровее.
— Я исправлюсь, Лу.
— Вот давай, ради Христа, а то отправишься следом за Стенли.
Думаешь, меня это не беспокоит?
— Знаю, Бадди, знаю.
Тэрп встал и подошел к Бадди. Со стены его кабинета глядели фото звезд, которых он лечил. Великие имена. Большинство из них умерли, и многие преждевременно. Цена славы.
