— Все демоны преисподней, она же не собирается отослать всех домой? — испуганно прошептала Алиса.
— Боюсь, что к этому все идет, — сказала Иви и сразу же почувствовала себя несчастной. Ей оставалось лишь надеяться на то, что голос ее не выдал. — Это было бы наиболее разумным решением. Учебу можно продолжить в следующем году. — С этими словами Иви положила руку Алисе на плечо, хотя и сама не отказалась бы сейчас от утешения.
— Тогда мы не увидимся следующие несколько месяцев, — мрачно проворчал Лучиано, а Франц Леопольд добавил:
— Она зря тратит наше время! Мы ведь должны использовать каждую ночь, чтобы научиться чему-нибудь полезному.
Другие наследники также переговаривались, пока госпожа Элина резким замечанием не призвала всех к тишине.
— Поскольку ваша безопасность и ваше образование являются для нас первостепенной задачей, я с тяжелым сердцем решила преждевременно закончить академический год здесь в Гамбурге, хотя он только начался и вы могли бы научиться у нас еще многому.
Ее голос звучал немного отрешенно. Она обвела взглядом серьезные молодые лица.
— Сегодня ночью вы уезжаете. Хиндрик и Мариеке проводят вас и ваших слуг на поезд. Мои кузены Якоб и Райнт уже на вокзале, чтобы уладить все формальности.
— О нет! — в отчаянии выдохнула Алиса.
— Вы сможете поучиться в Гамбурге в другой раз. Кто еще не упаковал вещи, тому лучше сделать это прямо сейчас, чтобы гробы как можно скорее можно было погрузить в экипажи. Я знаю, это — правильное решение. И так как выбор, возможно, изначально должен был пасть на Париж, я дала Олафу телеграмму, в которой сообщила, что ему следует ждать вашего приезда.
Казалось, госпоже Элине стоило немалых усилий произнести эти слова. Со страдальческим выражением лица она посмотрела на старейшин, которые также не выглядели особо обрадованными. Даже Хиндрику, казалось, тяжело было смириться с этой новостью.
— Что? — растерянно закричала Алиса. — Я правильно все поняла?
— Думаю, да, кивнула Иви. Мы все вместе едем в Париж. Академический год будет продолжен у Пирас.
Таммо издал ликующий возглас и ткнул локтем Джоанн и Фернанда.
— Это будет великолепно!
Оба Пирас широко улыбались.
— Да, у нас в Париже есть на что посмотреть. Или лучше сказать «у нас под Парижем»?
Реакция других наследников была более сдержанной. Некоторые, например Дракас, надеялись, что им разрешат поехать домой, и даже Малколм проворчал нечто вроде:
— А чему мы можем там научиться?
Франц Леопольд прикусил губу и посмотрел на Иви.
— А я уж думал, что хуже быть не может.
Но по его голосу было ясно, что он лжет.
— Дядя Кармело, ты идешь? Мы скоро отправляемся. — Латона дернула дядю за рукав пальто. — Проводник сказал, что они должны прицепить вагон из Гамбурга, и тогда мы поедем дальше. Нам бы надо найти свои места.
Дядя посмотрел на нее слегка растерянно, затем на его лице появилось сердитое выражение.
— Латона, что за невоспитанность? Как ты можешь так бесцеремонно вмешиваться в наш разговор?
Девушка сдержала резкое замечание, которое готово было вот-вот сорваться с ее губ, и вместо этого с фальшивой улыбкой присела в реверансе перед господином, с которым ее дядя так оживленно беседовал. Как долго это продолжалось? Вот уже целую неделю, день и ночь, с небольшими перерывами.
— Прошу прощения, профессор Ван Хельсинг, я не хотела вам мешать. Это было бы так досадно — опоздать на поезд в Париж.
Ван Хельсинг, который был совершенно не похож на профессора университета, бросил на девочку проницательный взгляд, который, казалось, пронзил ее до глубины души. Хотя Латона уже неделю почти постоянно находилась в его обществе, она так и не решила, какого она мнения об этом человеке. Иногда она находила Ван Хельсинга неприятным, а его горящие глаза и почти угрожающее присутствие — невыносимым. Но все же ему было присуще такое обаяние, что она часто ловила себя на том, что отвлекается от его книг и пристально смотрит на него, как будто не может отвести глаз. Ван Хельсинг был уже не молод — и разве могло быть иначе, учитывая многочисленные исследования, которые он успел провести за свою жизнь? Но стариком он тоже не был. Латона полагала, что ему столько же лет, сколько и ее дяде, — возможно, около пятидесяти. Ван Хельсинг был среднего роста и довольно мускулистым. Его каштановые волосы были едва тронуты сединой и немного коротковаты, а борода — слишком пышной, неухоженной. Костюмы Ван Хельсинга казались слишком широкими, а его трость была скорее массивной, чем элегантной. Однажды во время ужина, когда Латона не удержалась и сделала саркастическое замечание по этому поводу, он по секрету рассказал ей, что предпочитает не ограничивать свободу действий. Кожа на его лице была жесткой и покраснела, особенно нос, свидетельствующий о любви к крепленым красным винам. Но в отличие от внушительного брюшка дяди Кармело живот профессора был плоским.
Ван Хельсинг был подвижным и сильным и обладал пугающе быстрой реакцией. В этом Латона смогла убедиться два дня назад, когда они поздно ночью возвращались из ресторана в университет. Внимание Ван Хельсинга приковала тень или какое-то движение в туманной мгле. Профессор моментально подбежал туда, сбросил накидку и быстрее, чем Латона успела моргнуть, обнажил то, что было спрятано в его трости — отливающий серебром клинок шпаги. Ван Хельсинг был напряжен, как пантера перед прыжком. Его взгляд скользил в ночном тумане. Его напряжение исчезло так же неожиданно, как и появилось. Небрежным движением профессор спрятал шпагу в трость и продолжил путь со своими гостями.
— Ложная тревога. Прошу прощения, если я вас напугал. Нельзя быть слишком осторожным.
Латона сгорала от любопытства, но Вам Хельсинг не собирался открывать свою тайну. Девушка очень хотела знать, чего же он испугался, однако профессор предпочел скрыть эту информацию.
Ван Хельсингу приписывали докторскую степень по всем дисциплинам, которые Латона знала: по медицине и философии, по химии и антропологии. В его заставленном книгами и манускриптами рабочем кабинете она читала названия его работ, но почти ничего не понимала. Большую часть времени она также не могла понять, о чем говорили мужчины — и это объяснялось не только тем, что они все время усаживали ее в другом конце комнаты, снабжали целой стопкой книг и разговаривали почти шепотом. Однажды Латона прямо спросила профессора, является ли он охотником на вампиров. Ван Хельсинг растерянно посмотрел на девушку, а затем от души рассмеялся.
