В считанные мгновения она превратила его в жалкого, истекающего кровью ребенка, дрожащего и рыдающего в углу.
Затем она повернулась к Джеймсу. Он мог сказать, что она хотела причинить ему боль. Он был так возбужден, что вся кровь, которую он еще не пролил на матрас, хлынула к его члену. Он никогда не видел свой член таким твердым.
Каждый шаг, который она делала к нему, посылал волны по желеобразным рулетикам жира, которые колыхались, как пакеты с пудингом телесного цвета. Ее титанические груди колыхались, как разбитые мячи. Толстые, мясистые руки, покрытые целлюлитом, как крылья летучей мыши, протянулись, чтобы обнять его. Ее прищуренные глаза вспыхнули гневом богини из глубины впадин, образованных ее раздутыми щеками и низко нависшим лбом. Она подняла скальпель с пола и слизнула с него кровь Ищейки, точно так же, как он слизывал с него кровь Джеймса. Hо когда она это делала, это действие не было бесстрастным. Она пускала слюни на лезвие, дрожа от какой-то ужасающей комбинации ярости и похоти, которая заставила Джеймса завизжать в предвкушении.
- Да! Сделай мне больно. Пожалуйста, сделай мне больно!
- О, да... Я собираюсь сделать тебе больно, ты, маленький пиздюк. Я сделаю тебе оооооочень боооооольно.
* * *
Джеймс наблюдал, как бушевала кровавая оргия. Ищейка и его хозяйка были бы поражены, если бы знали, что он все еще жив и в сознании. Это должно было быть невозможно, и Джеймс знал, что его жизненная сила была кратковременным, быстро разрушающимся явлением. Он потерял так много крови, и не хватало нескольких жизненно важных органов. У него не было иллюзий относительно своих шансов на выживание. Он был готов к такому концу с тех пор, как прочитал свой первый настоящий криминальный роман о серийных убийцах. Это было то, как он всегда хотел поступить.
Богиня ела что-то похожее на его печень, когда скакала верхом на Ищейке, чьи глаза все еще выглядели стеклянными и мертвыми, но теперь они были стеклянными от шока. Они были неподвижны и расширены. Он тоже скоро умрет. Джеймс наблюдал, как его собственные легкие расширяются и сокращаются через отверстие в груди, где кожа, жир и мышцы были содраны с его грудной клетки, оттянуты назад и прижаты к матрасу, обнажая его бьющееся сердце. Он наблюдал, как его сердце выкачивает остатки жизненной жидкости через мириады ран.
Богиня держала в руке ободранный и отрезанный пенис Джеймса, используя его как какой-то вялый фаллоимитатор, пытаясь содомировать им Ищейку. Джеймс воображал, что он все еще привязан к нему, что он может чувствовать ощущение сморщенного ануса серийного убийцы, смыкающегося вокруг головки его члена, когда он входит в него. Богиня тщетно пыталась сжать нижнюю часть его члена, чуть выше того места, где он был отрезан, чтобы сделать жгут из своего мясистого кулака и удержать кровь внутри, чтобы он оставался эрегированным. Это не сработало. Пенис обмяк и безвольно свисал с задницы Ищейки, как сдутый воздушный шарик.
Богиня извлекла бесполезный орган, выдернув его из жопы Ищейки с влажным хлюп! Вместо этого, она смазала пальцы Джеймса его же кровью. Они все еще были прикреплены к его ампутированной руке. Ищейка, казалось, очнулся от своего состояния фуги. Он хныкал и умолял. Слезы текли по его лицу, а нижняя губа дрожала, как у обиженного ребенка. На его лице отразился смертельный ужас, так непохожий на хищный блеск, который он носил раньше. Джеймс представил себе, как, должно быть, выглядели его жертвы, когда они знали, что обречены. В отличие от Джеймса, он не научился ценить жизнь, понимать смерть, приветствовать боль, как кульминацию того и другого.
Богиня поцеловала Джеймса в губы, зажала их между своих пухлых пальцев, а затем, оторвав, уронила их на пол. Она продолжала скакать верхом на перепуганном серийном убийце, стонала и вскрикивала, как в порно, где ее трахал Джон Холмс, в то время, как отрубленная конечность Джеймса протаранила кровоточащий анус Ищейки. Она провела языком Джеймса по своим огромным, набухшим грудям, провела им по длинным розовым соскам с огромными ореолами, похожими на ломтики болонской колбасы, а затем внизу, между бедер. Она использовала бестелесный язык, чтобы ласкать свой набухший клитор. Каскад жировой ткани, который висел последовательными рядами между ее подбородком и зияющей розовой пастью ее влагалища, содрогнулся, когда она приблизилась к оргазму.
Джеймс был счастлив, что смог доставить этой великолепной женщине такое удовольствие. Он никогда не был ничьим рабом, но если бы это было так, он представлял, что это был бы высший акт служения, дающий своей Госпоже последний оргазм с его собственными расчлененными частями, пока он погружался в забвение, отдавая все для ее удовольствия.
Богиня закричала, когда кончила, а затем оторвалась от мужчины с затравленными глазами, как раз в тот момент, когда он сам достиг кульминации и быстро испустил дух. Она погрузила язык Джеймса в свою мокрую "киску", и очередной оргазм сотряс ее массивную фигуру. Она улыбнулась Джеймсу, своей едва живой секс-игрушке, продолжая содрогаться от волн удовольствия.
Он улыбался с тех пор, как она убрала его губы.
Перевод: Zanahorras
Я мечтаю о тебе.
Безумие покоящегося разума
приводит меня к тебе,
когда солнечный свет гаснет,
на залитых лунным светом крыльях летучей мыши,
cо скоростью ночи
на быстрых автомобилях
c ревущими рожками.
Визг шин
и гремящие
басы радио,
ритм-энд-блюзовые песни о любви,
которые поют о твоих слезах,
мерцающиx
на твоей идеальной коже.
Я прихожу к тебе.
Бестелесный,
как дух,
чтобы завладеть твоей плотью.
Прижмись ко мне,
близко к твоей душе,
и прошепчи в своем сердце:
- Я люблю тебя.
Я прихожу к тебе
в цепях,
покрытый синяками и кровоточащий,
и рухну к твоим ногам.
Умоляю тебя
полюбить меня в ответ,
любить меня так же сильно,
как я люблю тебя.
Я кричу, чтобы разбудить себя
и найти тебя,
cпящую
рядом со мной.
И ты все еще
Моя любовь,
Моя плоть,
Моя кровь,
Моя трепещущая душа.
Все еще
ТВОЙ.
Перевод: Zanahorras
Осень пришла с открытыми артериями.
Лето ахнуло
своим предсмертным дыханием,
и все деревья истекли кровью,
xлещущей, как дождевая вода.
Шерсть свалилась с его ног.
Последний глоток вина.
С его почерневших губ cтекла слюна
и сделала поля коричневыми,
c гниющими фруктами.
Kубок выпал у него из рук.
Его рога убрались,
как сморщивающаяся эрекция.
Потрясенный, он отступил.
Музыка визжала,
как раненые дети,
подвергшиеся насилию до
