Уильям не двинулся с места, хотя и напрягся всем телом.
— Оставь людей в покое, — сощурившись, сказал он Дайше.
Она наткнулась на стул и ощупью отодвинула в сторону.
— Не могу. Ты сам знаешь, что не могу. Это не от меня зависит.
— Можно все закончить так, что больше никто не пострадает, — сказал Уильям.
Он поднял руки и разжал ладони, показывая, что у него нет никакого оружия.
— Ты ведь не хочешь никому причинять зла? По глазам вижу, что не хочешь. Ты правильно сказала, что это зависит не от тебя. Вот и подумай. Если ты не пойдешь со мной, ты будешь и дальше вредить людям и мучиться от угрызений совести. Думаю, ты это и сама понимаешь.
— Я ведь хорошая, — прошептала Дайша.
— Я тебе верю. — Уильям протянул руку и поманил ее к себе. — И ты сейчас можешь поступить так, как и поступают хорошие люди. Для этого тебе нужно пойти со мной. Мы встретимся с теми, кто нам поможет.
— С ней? С новой Хранительницей?
— Нет, не с ней. Мы с тобой все исправим и без ее участия.
Не опуская руку, Уильям шагнул навстречу Дайше.
— Мэйлин угостила тебя едой и питьем?
Вопрос насторожил Дайшу.
— Да, только мало. Я очень хочу есть.
— Хочешь, я тебе чего-нибудь приготовлю? — учащенно дыша, спросил Уильям. — Тебе это поможет?
Уильям не обманывал. Дайша взяла его руку и притянула старика к себе. Он был совсем рядом. И она покачала головой. Это было ее ответом. У него дрожала рука. Как тогда у Мэйлин. Дайша вонзила зубы в его запястье. Он вскрикнул. Даже не по-человечески. Звук был похож на крик собаки или кота, которых задело машиной.
Уильям что-то достал из кармана и попытался воткнуть ей в руку. Шприц! Так вот какова его помощь? Отравить ее?
— Это нечестно, — прошептала Дайша, отодвигаясь от него.
Уильям прижал окровавленную руку к груди. Капли крови падали на пол. Еще больше их капало на его белую рубашку.
— Я хочу тебе помочь, — сказал он и потянулся к упавшему шприцу. — Не противься, дитя. Дай, я тебе помогу.
Дайша так и приклеилась взглядом к его окровавленному запястью. Ее зубы не только прокусили, но еще и порвали ему кожу.
— Я это сделала.
— Еще можно все исправить.
Он поднял шприц. Лицо Уильяма заметно побледнело. Сидеть на корточках он не мог и потому встал на колени. Чувствовалось, что ему больно, но все равно, превозмогая боль, он потянулся к ее руке.
— Пожалуйста. Я могу… тебе помочь.
— Нет.
Тыльной стороной ладони Дайша обтерла губы. Мозг заработал четче. Когда голод отступал, она начинала думать.
— Такая помощь мне не нужна.
Мистер Монтгомери попытался встать.
— Ты пытаешься идти против правил. Так нельзя. Ты не имеешь права находиться среди живых.
— А я нахожусь, — сказала она и отпихнула Уильяма.
Она все еще испытывала голод, но страх перед Гробовщиком был сильнее. «Он не понимает», — подумала она. Когда боишься — распадаешься на части. А она этого не хотела. Как не хотела, чтобы ее убивали, и не хотела умирать. Но ее не спрашивали. А теперь они еще говорят о каких-то правилах! Правила она себе придумает сама.
Дайша на цыпочках выбралась из зала и плотно закрыла дверь.
Уильям не погнался за ней.
В соседней комнате сидела женщина и что-то напевала себе под нос. Дайша хотела было заглянуть и к ней, но потом решила покинуть дом. Пусть Уильям и не настолько силен, чтобы задержать ее, зато он может связаться с другими, у кого хватит сил и умения.
Она выскочила наружу.
Ее накормят другие люди. Те, кто не вызовет у нее страха. Она найдет их, а потом уже будет решать, что делать дальше.
Ехать от кладбища до дома Мэйлин было не более пяти минут. Хорошо, что Байрон молчал. Все разговоры сейчас увели бы их в сторону. Достаточно было разговора на кладбище. В Ребекке опять проснулось чувство вины перед Эллой. Она вспомнила, как часто в прошлом доводила себя чуть ли не до сумасшествия, представляя, что с одного рокового вечера, из-за одного поцелуя началась цепь трагических событий. Но ведь она любила сводную сестру и не собиралась ломать отношения Эллы с Байроном. Элла вовсе не «освободила ей дорогу». Знала бы она, как Ребекке тяжело было общаться с Байроном. Да, ее тянуло к нему; да, потом это превратилось в навязчивую идею. Но проклятое чувство вины перед Эллой портило все. Больше всего Ребекку мучило, что та умерла, зная о произошедшем. И иногда мысленно спрашивала себя: «Сколько так будет продолжаться? Даже если я напрочь перечеркну свою жизнь, это не вернет Эллу». Но разумные доводы и чувство вины находились словно в разных полушариях ее мозга и практически не пересекались.
Приехали. Байрон вылез из машины.
— Ты готова к поминальному обеду? — спросил он.
— Совсем не готова, — призналась Ребекка.
Она тоже вылезла из машины, сделала глубокий вдох и вслед за Байроном вошла на крыльцо дома Мэйлин. Отныне — ее дома. Поминальный обед — не место для вопросов. Но пусть не надеются, что она «проглотит» смерть Мэйлин и будет подыгрывать общей «молчанке». Поминальный обед — завершающая часть похоронной церемонии. А потом наступит черед вопросов: к Байрону, Уильяму и шерифу Мак-Инни.
Сисси сидела во главе стола, в кресле-качалке Мэйлин. Ее лицо ничуть не изменилось. По всему чувствовалось: скандал, который удалось погасить на кладбище, она решила перенести сюда. Увидев вошедших Ребекку и Байрона, она сразу впилась в них глазами. Картинно держа в одной руке чашку, а в другой — блюдце, Сисси повернулась в сторону вошедших и выплеснула первую порцию яда:
— Полагаю, Бекки, он все тебе уже рассказал?
Ребекка сжалась. Она ждала чего-то подобного, но не с первой минуты. Пусть Сисси ненавидит ее, Ребекку, и может же она помолчать хотя бы из уважения к памяти своей матери?
— Бекки, тебе трудно ответить на простой вопрос?
— Сисси, мы здесь не на обычном чаепитии, — сказала Ребекка.
— В этом ты права. Мою мать убили в ее собственном доме. В моем доме…
Сисси театрально прикрыла глаза, но уже через секунду метнула молнии в Ребекку.
— Ее нашли здесь, на этой кухне. Надеюсь, хоть об этом тебе известно?
— Сесилия! На поминках такие разговоры не ведут! — сказал вошедший Дэниел Грили.
Ребекка знала, что он входит в городской совет. Несколько раз она видела его у Мэйлин. И сейчас Ребекка была очень благодарна Дэниелу, взявшему на себя роль громоотвода.
— Дэн, откуда у вас всех такая трогательная забота об этой особе? Значит, я должна знать страшную правду. Мои дочери — тоже. А бедняжку Ребекку почему-то нужно оберегать.
