И даже самая благоприятная возможность – ликантропа доставляют к нему на операционный стол – Эскулапа не радовала.
Во-первых, очень многие будут сверлить глазами спину и толкать под руку – отношения Эскулапа и его команды со специалистами «ФТ» были чуть получше, чем у Руслана с Мастером, но не намного.
Во-вторых, устройство некоторых хитрых игрушек можно понять, лишь сломав их. А можно – даже сломав – не понять. Много лет назад Эскулап читал один фантастический рассказ – не то о гусыне, не то об индюшке, начавшей вдруг нести золотые яйца. В полном смысле золотые – скорлупа была из чистого аурума. Ученые мужи не смогли понять механику процесса щадящими методами исследования… А убить и вскрыть птичку так и не решились – единственный и неповторимый экземпляр…
Мысли его прервал зажурчавший в динамиках женский голос. Самолет подлетал к Красноярску. «Сибирские авиалинии» прощались с пассажирами, и выражали на что-то там надежду… единственной значимой информацией была температура воздуха в аэропорту назначения: + 22. Голос стал повторять то же самое, по-английски, и Эскулап перестал прислушиваться.
Нет, избранный путь единственно правильный, думал он. Нащупанная слабая нить, связывающая уникума-Ростовцева с происхождением штамма-57. Об этой нити Эскулап не сказал никому.
Даже Генералу.
Вариантов было немного. Всего два.
Попробовать все-таки ослабить путы и дождаться момента, когда они приедут в конечную точку маршрута. И попытаться использовать этот момент. Внимание похитителей наверняка разделится, кто-то будет вытаскивать из машины бесчувственное тело Андрея, и вот тогда-то она…
Либо – дождаться, когда они решат, по выражению главного, «поиграться». Тут уж бдительность волей-неволей ослабевает, а уязвимые места, весьма трепетно охраняемые мужчинами во всех прочих ситуациях, становятся куда как доступны… А если вдруг решат по очереди да наедине… Второй вариант нравился гораздо меньше, но думала Наташа про него без страха, с каким-то холодным ожесточением. Хорошо бы первым бы оказался этот, что сидит слева…
…Для начала она попыталась понять, на чем лежит. Что-то жесткое, ребристое. Ящик? Вполне может быть, пальцы связанных рук ощущали волокнистую структуру дерева и тоненькие щели между досками. Она медленно, миллиметр за миллиметром, перемещала руки – должен же быть у этого ящика край? Об угол можно попробовать перетереть веревку. Даже не веревку, судя по ощущениям – ремень, такой же, как на запястьях у Андрея… И тут ей повезло. Удивительно, но факт, – впервые за этот день ей повезло. Ящик был окантован жестяной полоской и она слегка выступала над краем. Наташа так же медленно пристроила к полоске ремень и начала аккуратно и незаметно водить им по импровизированному лезвию.
Машина остановилась. Мелькнула надежда: гаишники?! Замычать носом как можно громче? Рвануться, забиться изо всех сил, забарабанить связанными ногами по днищу машины?
Но острая жестяная полоска, похоже, исчерпала микроскопический запас ее везения. Это были не гаишники. Окошко в перегородке распахнулось. Голос из водительской кабины:
«Шеф на связи. Приказано доставить объект на тридцать седьмой километр Киевского шоссе к двадцати двум ноль-ноль и ждать распоряжений».
«Они говорят при мне всё!» – мелькнуло у Наташи. – «Всё! Значит, значит…»
Тот, которого она мысленно называла «главным», недовольно хмыкнул: «Тут полчаса езды. И что, целый час там светиться, торчать на трассе?» Вопрос был риторическим, и он приказал, не дожидаясь ответа: «Ладно. Езжайте. Километра за два-три до места выберите проселок поглуше, свернем, выждем в сторонке, чтобы глаза не мозолить».
Еще какое-то время машина ехала, поворачивала, останавливалась на перекрестках… Наташа продолжала свою незаметную работу. Ей казалось, что путы потихоньку поддаются. Она с трудом подавляла неуместное желание напрячь мышцы и проверить результаты трудов. Успеется… Час, они целый час будут где-то стоять, ожидая распоряжений…
Похоже; подъезжали. Водитель что-то сказал в окошечко, «главный» встал со своего места (Наташа тут же увеличила амплитуду и скорость движений), с лязгом открыл потолочный люк, завертел головой, осматриваясь. И дал указание шоферу: «Вон туда, в кусты, к трансформаторной будке».
Там они и остановились.
У трансформаторной будки.
Смеркалось.
По озеру двинулись в сумерках, вдоль самой кромки западного, противоположного Логову берега. Полной темноты ждать не стали – наступала она в это время и в этих широтах поздно и лишь часа на два-три. Да задуманное и не нуждалось в прикрытии непроглядной тьмы. Расчет был прост – если противник имеет обыкновение наблюдать за озерной гладью, то именно сейчас бесполезна и дневная оптика, и прожекторы, буде такие имеются. Нагревшаяся за день вода активно отдает тепло – так что все фиксирующие инфраизлучение приборы на таком расстоянии тоже отдыхают. Радары не засекут легонькие пластиковые суденышки на фоне изрезанной береговой линии, а плеск разыгравшейся под вечер рыбы скроет еле слышные движения весел от любых сонаров…
Может, все это и было перестраховкой – майор Лисовский славился феноменальной осторожностью и предусмотрительностью. И порой служил за это мишенью для беззлобных подколок коллег. Но не обижался – ему часто приходилось хоронить слишком спешивших и надеявшихся на авось.
Каяки бесшумно скользили, невидимые в густой тени прибрежных деревьев.
В мирных туристов уже не игрались – у Лисовского имелись серьезные подозрения, что в непосредственной близости от Логова никакая маскировка не поможет. Группа, летевшая на исчезнувшем вертолете, тоже была замаскирована под бригаду геофизиков…
Все бывшие туристы облачились в обтягивающие черные комбинезоны, оружие не прятали, держали под рукой. И майор знал, что кое-кто в группе не прочь посуперменствовать, решить дело лихой голливудской атакой. Пробить, к примеру, направленным взрывом железобетонную ограду периметра и показать лопухам из охраны, что значит бой на уничтожение в исполнении грамотных специалистов.
Лисовский предпочел бы, обойтись вообще без огневых контактов. Потому что хорошо знал простой факт, который никогда не признают авторы кинобоевиков, – живучесть любой группы специального назначения в боестолкновении определяется отнюдь не качеством подготовки бойцов, не умением их бить муху в лет, крушить ладонью груды стройматериалов или ловить зубами пули, выпущенные противником. Время жизни ввязавшейся в бой спецгруппы определяется куда более прозаическим фактором – количеством носимого боезапаса. Грубо говоря, остается жить тот, у кого позже кончились патроны. И в этом потягаться с охранниками люди майора не могли.
