Короче говоря, когда охранник нажимает на спусковой крючок, я даже не останавливаю, а замедляю время, пока не вижу, как сквозь воздух медленно летит пуля. Она попадет в землю в полуметре от ноги Джерри Ли.
Я бросаюсь к нему, мысленно ежась от того, что знаю: когда время вернется, ему будет, мягко говоря, неприятно.
- Дико извиняюсь, - бормочу я и сбиваю Джерри Ли с ног.
Потом занимаю идеальную позицию, делаю глубокий вдох и отпускаю время.
Оно с ревом возвращается, но я не замечаю – слишком занят тем, что ловлю черепом пулю. Даже для меня это чересчур. Когда пуля вспахивает около сантиметра серого вещества и проходит навылет, я с трудом превозмогаю естественный порыв схватиться за голову и свернуться в позе зародыша. А еще борюсь с диким желанием заматериться вслух и вслух же у себя спросить, о чем, черт меня дери, я думал.
Пуля дробит кость в черепе, и осколки рассыпаются по траве.
Сигнал тревоги все еще орет. Заключенных загоняют в камеры. По всей тюрьме блокируют выходы. Кто-то вызывает скорую.
Первым ко мне подбегает О’Коннел – охранник, которому я помог пару лет назад во время мини-бунта. Он и есть тот самый снайпер с вышки, в личном деле которого зарегистрирован самый дальний выстрел за всю историю морской пехоты. За ним – заместитель начальника тюрьмы Нил Госсет. В костюме и при галстуке. Я думаю, что он молодец – явился во двор без намека на защитные причиндалы. О’Коннел прижимает к моей голове полотенце. Остается только надеяться, что чистое.
Я не шевелюсь. Притворяюсь, будто без сознания, и жалею, что приходится притворяться: голова болит нечеловечески. Наверное, потому, что половина мозгов валяется на траве.
Когда приезжает скорая, я выхожу из тела и смотрю, как меня грузят на носилки и везут в больницу. А поскольку я, по идее, в коме, то в тело не возвращаюсь, пока не возьмут все анализы и не проведут необходимые тесты. Заскакиваю к Ким. Проверяю, как дела у Амадора, Бьянки и детей.
Но с Датч остаюсь надолго. Смотрю, как она работает, как общается с людьми – живыми и мертвыми. Она невероятная. А энергия у нее просто заразительная.
Я в Лас-Крусесе. Прочесываю каждый божий притон. А через пару дней меня вызывает Датч. Я тут же оказываюсь рядом, но на этот раз она спит и даже не знает, что сделала. Наверное, она вообще не догадывается, что сама меня зовет.
И вдруг что-то происходит. Что-то волнующее и совершенно новое. Датч втягивает меня в свой сон. Поначалу ощущения странные. Полнейшая дезориентация. Все равно что идти по желе сквозь туман. Но потом завеса отодвигается, и я вижу Датч.
Даже во сне она лежит в постели. Одеяло сбилось и запуталось вокруг щиколоток. На лице – прядь волос. Голова запрокинута. Спина дугой. В кулаках она так крепко сжимает простыню, что побелели суставы.
Я подхожу ближе. Смахиваю с ее лица волосы.
Датч вздрагивает, когда я к ней прикасаюсь, и между нами искрит ток. Сны бывают разными, но этот просто убийственный. На пышной груди натянулась футболка, ниже которой – голая кожа и крошечный треугольник темных волос. Датч снова выгибается, а я еще раз смотрю на футболку. На ней написано «Перед употреблением обертку снять».
Чувствую, как губы растягиваются в довольной улыбке. Именно это я и собираюсь сделать. Осторожно сажусь на кровать, зная только одно: спешка в мои планы не входит. Я хочу узнать каждый сантиметр ее тела, запомнить каждый изгиб. Но это мир Датч. И правит в нем она.
Не успеваю и бровью повести, как я уже прижат к стене в нескольких метрах от кровати. Датч держит меня за горло. Мы поменялись ролями. Из-под полуприкрытых век опасно мерцают золотистые глаза. Единственное, что я могу, – это молиться о том, чтобы она хотела съесть меня живьем.
Датч прижимается ко мне. Сначала двигается медленно, а потом так быстро, что я едва могу рассмотреть. Она кусает меня за плечо, царапает по ребрам. От чувственной боли из моей груди вырывается низкий стон, и Датч останавливается. Смотрит в упор, как смотрит животное на добычу. Она больше не Шарлотта Дэвидсон. Она – зверь из другого мира.
Я зачарован. Как под гипнозом. Но этого недостаточно, чтобы подчинить меня и позволить Датч взять верх.
Я меняюсь с ней местами. Впечатываю в стену, сжимаю горло и впиваюсь ей в губы.
На этот раз стонет она. Дерется, кусается и царапается, а я рывком укладываю Датч на пол и держу ее руки у нее над головой. Провожу языком по животу и ощущаю солоноватый привкус кожи. Покусываю соски, торчащие под футболкой. Она запрокидывает голову, извивается в моих руках, трется о готовый взорваться член.
Я почти не верю, что это происходит на самом деле. Здесь и сейчас, после всего, через что мы прошли. Все кажется ненастоящим, но завораживает и обезоруживает.
Внутри меня что-то сдвигается, но я не обращаю внимания и крепко беру Датч за бедра. Я ждал целую вечность, и наконец воплощается моя мечта. Для меня – в буквальном смысле. Больше всего на свете мне не хочется, чтобы эта ночь заканчивалась. Я делаю глубокий вдох, а потом срываю с Датч футболку и накрываю ладонями податливую грудь. По очереди пробую на вкус соски, тяну губами, сжимаю между зубов. С губ Датч срывается очередной стон.
Ей этого мало. Она хочет всего и сразу. Просовывает руку вниз и гладит член. Приливает кровь и пульсирует по всей длине. Внезапно Датч переворачивается, встает на колени и опускает голову.
Я успеваю схватить ее за волосы, но отвлекаюсь на высоко поднятую голую задницу и глядящие прямо на меня золотистые глаза и оказываюсь на всю длину в горячем мокром тепле ее рта. Жар, копившийся у меня в животе и в основании члена, достигает критической массы. Я чуть не кончаю.
Хватаю Датч за голову. Заставляю двигаться медленнее. Но даже так все происходит слишком быстро. А значит, слишком рискованно. Поэтому я поднимаю ее с пола и прижимаю к стене, только на этот раз – к себе спиной. Это должно ее охладить. Прижимаюсь к ней всем телом, и она опять начинает бушевать. Дерется, толкается, рычит. Я почти теряю голову от возбуждения, но вдруг понимаю, что это не все. Датч пробирается мне в мысли. Сносит слой за слоем. Ослабляет мою защиту. Вышибает ворота, ведущие в самую душу. Я должен вернуть все на физический уровень. Туда, где мне все знакомо.
- Датч, - шепчу я ей в ухо, и она тут же замирает, - сейчас я тебя оттрахаю.
Она откидывает голову мне на плечо, хмурится, заглядывает в глаза и спрашивает:
- Где тебя носило?
Понятия не имею, с кем она говорит. Точно не со мной, потому что никак не может знать, кто я такой.
- Тебя ждал.
На ее губах играет ласковая улыбка, которая пробивает всякую броню, и мне приходится бороться за собственный разум. Я целую Датч, просовываю руку между стеной и ее животом и опускаю ниже, между ног. У нее такая нежная кожа, что я уверен: ненастоящая.
