В пивбаре «Морская волна» штормило — привезли свежее пиво. Этот бар был одним из последних островков прежнего пивного изобилия, влачащих жалкое существование после известных указов и постановлений.
Любители пива всех возрастов, от юнцов с нежным пушком на щеках до стариков пенсионеров с орденскими планками на потертых пиджаках, брали приступом массивный дубовый прилавок, за которым с невозмутимостью старого морского волка важно «правил бал» знакомый доброй половине города Жорж Сандульский.
Основная масса страждущих, получив вожделенный напиток, толпилась у длинных стоек, сверкающих удивительной, немыслимой для наших баров чистотой. Две или три девушки в белоснежных халатах словно пчелки сновали по залу, убирая пустые кружки и рыбьи остатки в рваных и мокрых газетах — Жорж терпеть не мог грязи и беспорядка. Приколотый на видном месте призыв «У нас не курят» здесь исполнялся неукоснительно. Редких нарушителей этого правила (в основном приезжих) сначала вежливо предупреждали, а затем брали под локотки и выводили вон. И после такому горемыке путь в «Морскую волну» был заказан — у Жоржа была отменная память.
Меня Сандульский узнал сразу — мы учились в одной школе, только Жорж на два класса старше. Знал он, и где я теперь работаю. Любезно улыбнувшись, Жорж кивнул, приветствуя меня. Но его глаза вдруг стали холодными, а взгляд — жестким и вопросительным. Я показал ему на дверь подсобки. Он понял.
— Вера! — позвал Жорж одну из девушек. — Смени…
Подсобка оказалась весьма уютным кабинетом с мягкой мебелью, цветным телевизором и импортным видеомагнитофоном.
— Шикарно живешь… — не удержался я, усаживаясь.
— Ты по этому поводу пришел? — насмешливо посмотрел на меня Жорж.
Я неопределенно пожал плечами. Жорж несколько изменился в лице, хотя по-прежнему держался раскованно, по-хозяйски.
— Пива выпьешь? — спросил он. — Есть свежая тарань.
— Увы, не могу. На службе.
— Пренебрегаешь?
— Что ты, Жора… Просто через часок мне надобно появиться на глаза шефу, а он у нас мужик принципиальный. Не ровен час, учует запах…
— И то… — согласился Жорж, испытующе глядя на меня.
Я рассмеялся:
— Не узнаю тебя, Жора. Ты стал похож на Штирлица во вражеском тылу. Расслабься, меня твои пивные нюансы не щекочут.
— Будешь тут Штирлицем… — Сандульский с видимым облегчением откинулся на спинку кресла, — Проверки да комиссии через день. Замахали. Тяну на голом энтузиазме. Жду лучших времен.
— А они предвидятся?
— Тебе лучше знать. Ты ведь в начальстве ходишь. А мы народ простой.
— Да уж… Ладно, не про то разговор, Жорж. У меня к тебе один вопросик имеется. Но только чтобы между нами…
— Обижаешь, — серьезно ответил Жорж. — С длинным языком в торговле не держат, ты должен бы об этом знать.
— Надеюсь… Жорж, тебе известен некто Додик?
Сандульский вдруг побледнел. Он быстро встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в зал. Затем не спеша вернулся на свое место и осторожно спросил:
— Какой… гм… Додик?
— Не темни, Жора, ты знаешь, о ком идет речь.
Мой уверенный тон смутил Сандульского.
— В общем… конечно… Приходилось видеть…
— Выкладывай, — требовательно сказал я. — Все, что тебе о нем известно. Что слышал, что народ говорит.
— А что я могу знать? Ну иногда заходит в пивбар с компашкой. Пьют пиво. Не дебоширят, солидные ребята…
— Маловато. Другому бы, может, и поверил, тебе — нет. У тебя глаз наметан, ты своих постоянных клиентов наперечет знаешь, всю их подноготную. Не так? Убеди меня в обратном, если сможешь.
— Не хочу я о нем говорить! — окрысился Жорж, потеряв на миг самообладание. — Не хочу, не буду! И не заставишь.
— Своя рубаха ближе к телу — это мне понятно… Вот что, Жорж: или мы с тобой здесь, так сказать, не для прессы, побеседуем, или я тебе повесточку в зубы — и в управление. А там официально: вопрос-ответ. С твоей личной подписью. Устраивает такой вариант?
— Ну и что? Да знаю, на какую статью УК намекаешь. А я ничего не видел, не знаю, не помню!
— Смел ты, однако… — прищурился я. — Раз ты стал такой непонятливый объясню. Расскажешь что-либо интересное для нас или нет — не суть важно. Додика мы и без тебя вычислим. Но это, видимо, будет уже после того, как до Додика дойдет слушок о наших с тобой посиделках. А слухи, сам понимаешь, бывают разные…
— Не просекаю твою мысль.
— Это на тебя и вовсе не похоже. Не строй из себя умственно недоразвитого. Короче — кто такой Додик и где он обретается? И учти, Жорж, времени у меня в обрез.
— Нет покоя честному человеку в этой стране… — Сандульский страдальчески скривился. — Линять нужно отсюда… Да понял я твои намеки, понял! С какой стороны ни подойти, а я окажусь крайним. Право выбора, так сказать… Если Додик случаем узнает, что я тут язык распустил, он мне его вырвет с корнем. И никакая милиция меня не спасет.
— Если узнает… Не волнуйся, Жора, тайну исповеди я тебе гарантирую. Даю слово.
— Слово к делу не пришьешь. — Сандульский мрачно, с явным сомнением посмотрел на меня. — Да и знаю я, в общем, всего ничего.
— А что знаешь, то и выкладывай.
— Опасные это люди, Серега. У Додика такие связи и такие знакомства. Ого! Большими деньгами ворочает. А эти его мордовороты… Бр-р! — Жоржа передернуло. — Тут их все стороной обходят, боятся связываться, даже самые отпетые.
— Фамилия?
— Дергачев… Эдуард Дергачев… Где живет — не знаю. По-моему, на Лиговке. Извини, за достоверность не поручусь.
— Он сидел?
— Черт его знает. Шарит под «делового», но, думаю, это просто поза.
— Почему?
— Те, кто тянул срок, не общаются с ним. Побаиваются, это, конечно, факт, но и презирают. Сам слышал, как они его в разговоре между собой обзывали. Короче, у Додика с ними нейтралитет…
Побеседовав с Сандульским еще минут пять, я поспешил в управление.
— Серега женюсь! — встречает меня сияющий Баранкин. — Деваха — во! — показывает большой палец — Одевается — закачаешься. Вчера с ее стариками познакомился. Мать — завмаг, папахен — в райисполкоме…
— Будущий зять в милиции, — прерываю я его щенячьи восторги. — Все при дефицитах. Дружная советская семья, в которой полный ажур я благоденствие. Поздравляю. Карьера тебе обеспечена. И жратва.
— Ты… ты что, Серега? Какая тебя муха укусила? Я ведь не на деньгах женюсь. И на кой ляд мне все эти дефициты. Ну нравится она мне, влюбился.
— Это твои дела, Славка. А сейчас вали отсюда. Смойся с моих глаз. Дан мне возможность спокойно поработать. Кстати, Слав, не в службу, а в дружбу, выполни мою просьбу. Запиши, будь добр. Дергачев Эдуард, примерно тридцать лет, предположительно живет в районе Лиговки. Нужен точный адрес и прочие данные, если они имеются. Зайди в картотеку, может, он уже проходил по нашему ведомству.
