Когда начался новый семестр, Элис все чаще казалась серьезно озабоченной. Она часто хмурилась, бросая взгляд на большие белые конверты у себя на столе, продолжавшие приходить с завидной регулярностью. Однажды Элизабет едва не решилась спросить о них у подруги, но в последний момент передумала, решив, что они как-то связаны с подготовкой очередного реферата.
В тот день Эд пригласил Элизабет поужинать в ресторан, и когда они вернулись, шел сильный снег.
– До завтра? – спросил он. – У меня дома?
– Договорились. Я приготовлю поп-корн.
– Отлично, – сказал он и поцеловал ее. – Я люблю тебя, Бет.
– И я тебя.
– Может, завтра останешься у меня? – тихо спросил он.
– Хорошо, – ответила она, заглядывая ему в глаза. – Если хочешь.
– Хочу, – еле слышно подтвердил он. – Спокойной ночи, малышка.
– И тебе спокойной ночи.
Элизабет тихо, чтобы не разбудить Элис, вошла в комнату, но та не спала и сидела за своим столом.
– Элис, у тебя все в порядке?
– Мне нужно поговорить с тобой, Лиз. Об Эде.
– А в чем дело?
– Боюсь, когда я скажу все, что собираюсь, нашей дружбе придет конец, к моему глубокому сожалению. Поэтому я прошу тебя все внимательно выслушать.
– Может, тогда лучше вообще ничего не говорить?
– Нет, не лучше. Я уже решила.
Элизабет чувствовала, как ее любопытство уступает место злости.
– Ты что – следила за Эдом?
Элис только молча посмотрела на нее.
– Ты нам завидуешь?
– Нет. Если бы завидовала тебе или ревновала к поклонникам, я бы переехала еще два года назад.
Элизабет озадаченно посмотрела на Элис. Она понимала, что та говорит правду. И вдруг ей стало страшно.
– Меня насторожили два момента, – начала Элис. – Во-первых, ты написала мне о смерти Тони и упомянула о том, как удачно получилось, что я встретила Эда в лейквудском театре. Ведь он сразу же помчался в Бутбэй и очень тебя поддержал. Но я не встречала его, Лиз. Летом я даже не приближалась к этому театру.
– Но…
– Но как ему стало известно, что Тони погиб? Понятия не имею. Знаю одно: не от меня. А второе, что не давало мне покоя, так это его «фотографическая память». Господи, Лиз, да он же не помнит, какие надел носки!
– Это совсем другое, – сухо возразила Лиз. – Это…
– Прошлое лето Эд Хэмнер провел в Лас-Вегасе, – тихо сказала Элис, не дав ей договорить. – Он вернулся в середине июля и снял номер в мотеле прибрежного городка Пемаквид, совсем рядом с Бутбэем. Как будто знал, что может тебе понадобиться, и ждал своего часа.
– Глупость какая-то! А с чего ты вообще взяла, что он был в Лас-Вегасе?
– Я разговаривала с Ширли д’Антонио перед началом семестра. Она работала в ресторане «Пайнс», прямо напротив театра. Она сказала, что ни разу не видела никого, даже отдаленно похожего на Эда Хэмнера. Так я выяснила, что он несколько раз тебе солгал. Потом я отправилась к отцу, все ему рассказала, и он разрешил.
– Что разрешил? – озадаченно спросила Элизабет.
– Обратиться в частное сыскное агентство.
Элизабет вскочила.
– Хватит, Элис! Достаточно! – Она сядет на автобус и отправится ночевать к Эду. Она и так собиралась это сделать.
– Хотя бы выслушай меня, а уж потом поступай, как знаешь, – попросила Элис.
– Я ничего не желаю слушать! Я знаю только, что он мягкий и добрый, и…
– Любовь слепа, верно? – заметила Элис и грустно улыбнулась. – Что ж, может, и мне совсем небезразлична твоя судьба. Такая мысль тебе не приходила в голову?
Элизабет повернулась и пристально посмотрела на подругу.
– Если так, то ты выбрала довольно необычный способ это продемонстрировать. Ладно, продолжай. Может, мне и стоит тебя выслушать, хотя бы ради нашей прежней дружбы. Говори!
– Ты давно уже с ним знакома… – тихо начала Элис.
– Я… Что?!
– Начальная школа номер сто девятнадцать в Бриджпорте, штат Коннектикут.
Элизабет потеряла дар речи. Она с родителями жила в Бриджпорте целых шесть лет, а после второго класса ее семья переехала туда, где живет и поныне. Она училась в 119-й начальной школе…
– Элис, ты уверена?
– Ты помнишь его?
– Нет! Конечно, нет! – Но ведь у нее действительно появилось ощущение дежавю при первой встрече с Эдом.
– Это легко объяснить: хорошенькие девочки никогда не обращают внимания на гадких утят. Может, он в тебя еще тогда влюбился. Вы учились вместе в первом классе, Лиз. Может, он сидел на задней парте… и не сводил с тебя глаз. Или на площадке для игр. Он был просто заморышем, который уже тогда носил очки и наверняка брекеты. Понятно, что ты не помнишь его, но держу пари, что тебя он точно помнит!
– Что еще? – спросила Элизабет.
– Агентство проследило его жизненный путь по отпечаткам пальцев, снятым еще в школе. А найти потом кое-каких людей и поговорить с ними было вопросом техники. Детектив, занимавшийся делом, сказал: многое из того, что удалось выяснить, он не понимает. Я тоже. И это пугает.
– Вот как? – сухо поинтересовалась Элизабет.
– Эд Хэмнер-старший был заядлым игроком. Он работал на крупное рекламное агентство в Нью-Йорке, а потом сбежал оттуда и поселился в Бриджпорте. По словам детектива, этот человек отметился почти во всех заведениях, где ставили по-крупному, будь то покер или тотализатор.
Элизабет прикрыла глаза.
– Вижу, за твои деньги детективы с удовольствием перерыли кучу грязного белья, верно?
– Может, и так. Как бы то ни было, в Бриджпорте отец Эда снова влез в долги. И снова из-за карт. Только на этот раз он задолжал крупному ростовщику. Дело кончилось сломанными рукой и ногой. И детектив считает, что это произошло не в результате несчастного случая.
– Что-нибудь еще? – поинтересовалась Элизабет. – Издевательство над детьми? Растрата?
– В тысяча девятьсот шестьдесят первом году он нашел работу в маленьком рекламном агентстве в Лос-Анджелесе. А это уже совсем рядом с Лас-Вегасом. Он стал выезжать туда на выходные, ставил по-крупному и… проигрывал. А потом начал брать с собой Эда-младшего и выигрывать!
– Ты все выдумываешь. Этого не может быть!
Элис постучала пальцем по папке, лежавшей на столе:
– Все в отчете, Лиз. Для суда, конечно, это не подойдет, но детектив уверяет, что людям, с которыми он разговаривал, врать не имело смысла. Отец называл Эда своим «талисманом удачи». Сначала никто не возражал, что он проводил в казино мальчика, хотя официально такое запрещено. Но Хэмнер был желанным клиентом. Эд-старший стал играть только в рулетку, причем ставил на «чет-нечет» или «красное-черное». К концу года мальчика перестали пускать во все игорные заведения города. И тогда отец переключился на другое.
– На что же?
– Он стал играть на бирже. Когда в середине шестьдесят первого Хэмнеры обосновались в Лос-Анджелесе, они снимали крохотную квартирку за девяносто долларов в месяц, а отец семейства ездил на стареньком «шевроле» пятьдесят второго года выпуска. К концу шестьдесят второго, всего через шестнадцать месяцев, Эд-старший ушел с работы, и они приобрели собственный дом в Сан-Хосе. Мистер Хэмнер разъезжал уже на новеньком «тандерберде», а миссис Хэмнер – на «фольксвагене». Понимаешь, закон запрещает маленьким детям находиться в казино Невады, а запретить играть на бирже им никто не может.
– Ты хочешь сказать, что Эд… что он… Да ты с ума сошла, Элис!
– Я ничего не хочу сказать. Разве только что он знал, чего хотелось его отцу.
Я знаю, чего тебе хочется.
Элизабет показалось, будто Эд прошептал эти слова прямо ей в ухо, и она невольно вздрогнула.
– На протяжении следующих шести лет миссис Хэмнер не раз лечилась в психиатрических лечебницах. Судя по всему, от нервных расстройств. Однако детективу удалось разговорить одного санитара, который заявил, что она страдала психозом. Она утверждала, что ее сын – подручный дьявола. В шестьдесят четвертом году она пыталась его убить и ударила ножницами. Она… Лиз! Лиз, что с тобой?