Как и предполагал Сурвило, задача по перекрытию дороги выполнялась из рук вон плохо. Водители редких машин, видели странных людей, чувствовали неладное, разворачивались и, на всех парах мчались прочь. Во всем чувствовалось отсутствие твердой руки командира, способного организовывать и направлять.
— Идиоты! — рявкнул Егор. — Долго будете без пользы метаться?!
Кадавры замерли, переглядываясь и бросая на крикуна свирепые взгляды.
— Всем спрятаться в кустах и не высовывать носы, пока я не скажу! — Сурвило вырвал у проходившего мимо «гаишника» жезл. — Смотрите, как надо!
Шоссе опустело. Егор перебросил автомат за спину, поигрывая жезлом, вышел на разделительную полосу. Ждать пришлось меньше пяти минут. Сумрак разрезал свет фар. Водитель симпатичной легковушки корейского производства, повинуясь взмаху жезла, свернул на обочину и опустил стекло.
— В чем дело, командир?
— Проверка документов, — Сурвило наклонился, чтобы заглянуть в салон. — В районе объявлена операция «Перехват».
— А, перехват, — водитель протянул сержанту удостоверение.
— Кого перехватываете? — с пассажирского сиденья улыбнулась дамочка с толстым слоем косметики на лице.
— Как кого? — Егор бросил жезл, схватил водителя за руку и навалившись на нее всем весом, резко опустил вниз. — Вас, конечно!
Мужчина завизжал от боли в сломанной руке. Удостоверение выпало на асфальт, а Сурвило просунул ствол автомата в салон. Короткая очередь разметала мозги водителя по дорогой обивке. Его спутница с истошным воплем выскочила из машины и бросилась бежать. На обочине ее встретили, затащили в кусты, откуда вскоре послышался хохот.
— Метастазы, — Агранов расстегнул висящую на спинке стула кобуру, вынул пистолет и положил его на стол, между бутылкой водки и пластмассовым пузырьком с таблетками. — Метастазы, алмазы, топазы…
Ноющая боль в животе временами становилась такой сильной, что затягивала внутренности в тугой узел. Дело зашло так далеко, что одних таблеток было уже мало. Около двух месяцев назад Агранов перестал искать сильные обезболивающие и просто начал запивать то, что имелось под рукой водкой. Эффект оказался очень даже неплохим. Новоизобретенную методику борьбы с болью можно было патентовать.
Майор высыпал на ладонь пригоршню таблеток, привычным движением забросил их в рот и отхлебнул водки. Теперь у него появились полчаса на то, чтобы расставить все точки над «i», а, говоря попросту понять, когда именно он стал подлецом и предателем. Возможно, отправной точкой стал давний инцидент с бабулей, которая пожаловалась на Микошина, точнее на его любимцев — огромных псин. Начальник РОВД решил, что разборка с владельцем известной клиники пластической хирургии — дело очень деликатное и поручил его своему заму. Так началось знакомство главного опера района с бывшим санитаром. Незаметно для майора оно переросло в деловое сотрудничество.
— Это — английские мастифы. Самая крупная порода собак, — сообщил Сергей Агранову. — Несмотря на их размеры — псы вполне безобидные, если, конечно их не злить.
Майор узнал, что у Микошина десяток собак, которые, встав на задние лапы, будут выше человека среднего роста.
— А зачем вам столько? — спросил Агранов, думая о том, что отыскать придурка, который бы осмелился злить мастифа будет весьма затруднительно.
— Во-первых, из любви к животным, а во-вторых, из соображений безопасности. Я богат и не доверяю банкам. Храню сбережение в домашнем сейфе. Сигнализация и четверо охранников — это хорошо, но с мастифами еще лучше.
Потом было очередное плановое медобследование. Майор Агранов вошел в кабинет доктора, чтобы получить свою медицинскую книжку и с первых секунд, с присущей оперу интуицией, понял: случилось что-то очень серьезное. Слишком уж поспешно спрятал глаза молодой врач.
— М-м-м… Дмитрий Федорович, если не ошибаюсь? — доктор указал на стул.
Еще на подходе к стулу майор понял, что его насторожило, а сев уже знал: таким тоном говорят с безнадежно больным. С тем, у кого нет шансов. У Агранова потемнело в глазах. Он вдруг почувствовал, что готов упасть со стула, но взял себя в руки и выпрямился.
— Не тяните, доктор. Чего уж там.
— Да-да, — врач достал из папки рентгеновский снимок, очень напоминавший кадр из фильма ужасов и посмотрел его на свет. — Видите ли, какое дело. Вот черное пятно.
— Здесь кругом черные пятна.
— Это особое. Оно обозначает опухоль. Дополнительные, проведенные нами анализы показали, что она злокачественная.
— Оперируется?
— К сожалению, дело зашло слишком далеко, — доктор развел руками. — Возможно, где-нибудь на Западе… Хотя и там это будет сложно…
— И дорого. Запад мне светит. Есть более приемлемые варианты?
Врач задумчиво подпер руками подбородок.
— Есть. В клинике Микошина работают звезды отечественной хирургии. Попробуйте, обратиться туда.
— Попробую…
— Желаю удачи! — доктор захлопнул папку, в которой была заключена история отношений Дмитрия Агранова с медициной и, протянул ее пациенту. — Здесь все ваши анализы. Это все, чем я могу помочь.
— Чем черт не шутит, — пробормотал майор, возвратившись в отдел и набирая номер Микошина.
— Это не телефонный разговор, Дмитрий Федорович, — сказал владелец клиники пластической хирургии, большой любитель псов-великанов, выслушав грустный рассказ майора. — Заезжайте-ка ко мне сегодня вечерком, на рюмку отличного французского коньяку. Посидим и все без спешки обсудим.
Агранов приехал в особняк у подножия горы, где ему был оказан самый радушный прием. Гость и хозяин просидели весь вечер у камина, болтая о разной чепухе и, лишь под конец Микошин попросила у Агранова историю его болезни. Майор помнил то, как дрожала его рука, протягивающая серую папку. В последующие десять минут Агранов с замиранием сердца ждал своего приговора.
— Что я могу сказать, — пожал плечами Микошин. — Ситуация действительно серьезная, но падать духом не следует. Вашу опухоль, майор, оперировать можно, однако спешить не следует. Вам повезло в том смысле, что как раз сейчас мои специалисты занимаются исследованиями именно такого рода. Если бы вы пришли, скажем, через год, то проблема была бы уже снята, а пока… Я нахожусь только на середине пути и использовать вас в качестве подопытного кролика, было бы с моей стороны верхом безответственности. Подобного рода операции я разрешаю проводить только в исключительных случаях в домашней лаборатории.
— Мой случай к исключительным не относится? — напрягся Агранов.
