Роснедра не называют конкретные цифры, к тому же те «плавали» в зависимости от года и важности сделанного открытия. Но по советским меркам суммы были очень приличные. Награжденный мог, например, купить машину. Или кооперативную квартиру. Или то и другое разом.
А на лесосеке — хоть умахайся топором до седьмого пота — что можно заработать в придачу к неплохой зарплате и аккордной премии? Вымпел «Победителю соцсоревнования»?
Нет, променять геологоразведку на лесозаготовки Огнев мог лишь в том случае, если из геологов его вышибли — причем без права вернуться, с «волчьим билетом».
За что, интересно?
* * *
Второй значимый момент, сразу же бросающийся в глаза: вскоре после того, как дятловцы покинули поселок 41-го квартала, Огнев тоже куда-то пропал. Исчез. Был — и не стало.
По делу дятловцев прокуратура и милиция по заданию прокуратуры допросили множество людей, особый упор делая на тех, кто общался с туристами в последние дни и часы перед их уходом в автономный поход.
Допросили до кучи даже свидетеля Дряхлых — а тот был в поселке 41-го квартала человеком случайным, приехал туда ненадолго по служебным делам и все его общение с дятловцами свелось к тому, что он перекинулся несколькими фразами с одним из туристов, даже имени того не спросив.
Огнева же никто допрашивать не стал. А ведь его персона никак не могла пройти мимо внимания следствия: общались дятловцы с ним больше и дольше, чем с любым другим обитателем поселка, он упомянут практически во всех походных дневниках, написано о нем много, Зина Колмогорова даже адрес нового знакомого записала. На прощальных снимках, сделанных дятловцами в поселке 41-го квартала, Огнев-Борода занимает центральное место в композиции кадров (причем пленки не из одного фотоаппарата, из разных — харизма Бороды так или иначе зацепила всех).
Илл. 52. Один из прощальных снимков, сделанных в поселке 41-го лесного квартала. Видно, что «забастовали» (по мнению Ю. Юдина) и не вышли на работу не меньше десятка крепких парней. Огнев-Борода — в самом центре кадра, за спиной Люды Дубининой.
И все же Огнева никто не допросил. Почему?
Возможны лишь два ответа. Либо Бороду хотели допросить, но не нашли — он действительно исчез из поселка 41-го квартала и где-нибудь поблизости, в Ивдельском районе, как возница Валюкевичус, тоже не отыскался, а объявлять его во всесоюзный розыск оснований не было. Уехал с концами, ушел в тайгу охотиться на лосей, залег на дно в каком-нибудь дальнем поселке и не высовывал носа… неважно, главное — не нашли и не допросили.
Второй вариант — Огнев никуда не уезжал и не прятался, но по какой-то причине допрос все же не состоялся. Например, по такой: Борода вытащил из потайного кармашка красную книжечку удостоверения, продемонстрировал разыскавшему его милицейскому капитану Чудинову и спросил: есть еще вопросы? У капитана «еще вопросов» не нашлось, капитан взял под козырек и убыл восвояси.
Неожиданный поворот сюжета?
Тем не менее кое-какие основания для такой версии есть.
* * *
Версию выдвинул питерский исследователь дятловской трагедии Кирилл Казачинский, но и автор этих строк принимал участие в обсуждении и приведении версии к ее окончательному виду.
Суть такова: Кирилл раскопал, что в 70–80-е годы существовал и публиковался некий провинциальный писатель. Совсем уж провинциальный, и не только в смысле места жительства, — его книжки выходили лишь в челябинском Южно-Уральском книжном издательстве небольшими для Советского Союза тиражами (максимальный — 75 000 экз., в «самой читающей» стране во времена миллионных тиражей, и это при том, что жанр сверхпопулярный — шпионский роман).
Творил тот писатель под псевдонимом Огнев.
Казалось бы, совпадение. И годы не те, и Урал — Южный. И, опять же, Огнев — всего лишь псевдоним, а по-настоящему звался автор Спичкиным Владимиром Михайловичем.
Но всё не так просто.
Для начала с допустимой погрешностью совпадает возраст Огнева-Бороды и Огнева-Спичкина. Первый — 1931 года рождения (дата указана в дневнике Юдина), но все дятловцы отметили, что выглядел их новый знакомый на несколько лет старше. Огнев-Спичкин родился в 1927 году.
А еще Спичкин, до того как стать профессиональным писателем и по совместительству заведующим отделением все того же Южно-Уральского издательства, свыше тридцати лет, с 1944-го по 1975-й, прослужил в КГБ, откуда уволился в запас в звании подполковника. Тяга к литературным занятиям обуяла чекиста Спичкина еще в годы службы — первая книга вышла за пять лет до отставки — отсюда и необходимость псевдонима.
Чем занимался писатель-чекист в КГБ, покрыто мраком неизвестности. Ни малейшей информации. Последняя должность — «начальник подразделения областного Управления КГБ», и поди знай, чем это подразделение занималось.
При сравнении портретов Огнева-Бороды и Огнева-Спичкина некоторое сходство просматривается, но не более того. Трудно выделить из групповых снимков портреты Огнева-Бороды приличного качества, да еще и борода сильно меняет вид лица и затрудняет опознание. К тому же единственный найденный снимок Огнева-Спичкина сделан спустя три десятилетия после дятловской трагедии.
Илл. 53. Огнев-Борода и Огнев-Спичкин. Мнения опрошенных людей разделились примерно 50 на 50 в ответе на вопрос: один и тот же это человек спустя 25–30 лет?
Сходство есть, факт. Широкое лицо, форма бровей, курносый нос, высокий лоб с залысинами. Но однозначно сказать: да, это он! — нельзя.
Так бы и осталась эта версия тупиковой, если бы не текст одной из повестей Огнева-Спичкина, «По следам «Оборотня», изданной в авторском сборнике «Две операции майора Климова». Первый раз издавалась повесть в 1970 году, спустя одиннадцать лет после дятловских событий, а когда ее написал Спичкин, неизвестно.
При чтении становится ясно, отчего автор столь популярного в советские годы жанра не снискал известности на всесоюзном уровне. Написана повесть скучновато, сухим казенным языком. Каких-то ярких и неизвестных читателям деталей, раскрывающих специфику работы КГБ, в тексте нет (да и не пропустила бы их цензура в те годы). Заурядное чтиво от средней руки автора. Не Юлиан Семенов, прямо скажем.
Однако сюжет заставляет призадуматься: аналогии с дятловской историей зарыты там не очень глубоко. Фабула шпионской интриги такова.
Некий вымышленный небольшой город Долинск. Даже по названию напрашивается ассоциация с Озерском (мы помним, что именно так стал называться Челябинск-40, где трудился Георгий Кривонищенко). Предприятие в городе, связанное с обороной и гостайнами. Молодой инженер Рачинский, там работающий, 1932 г. р. (Кривонищенко родился в 1935-м). Увольняется, уезжает, но на новом месте работы не появляется (тоже знакомая коллизия, правда?).
Дальше — еще интереснее. Начинается расследование, и выясняется, что папа молодого исчезнувшего инженера — крупный начальник (правда, в отличие от реального Кривонищенко-папы, литературный персонаж погорел на воровстве и взятках и был посажен). А Рачинский, по всем признакам, был шпионом-инициативником. То есть человеком, допущенным к гостайнам — и самостоятельно ищущим выходы на иностранную разведку с целью продать подороже свои секреты и тем самым обеспечить себе безбедную жизнь за бугром.
Далее следы беглого инженера обнаруживаются в горах, неподалеку от госграницы. Причем помогает в затеваемом ее переходе Рачинскому некий военнослужащий Красной Армии, в годы войны перешедший на сторону немцев и служивший им, а в 1945 году вновь переметнувшийся в ряды РККА под видом освобожденного военнопленного. (Ну чем не намек на Золотарева? Существует, например, версия, что нечитаемая последовательность букв на его руке призвана забить, замаскировать татуировку другую — эсэсовский личный номер).
