«Округ Камберленд – самый густонаселенный в штате Мэн, но об этом никогда не догадаешься по его аэропорту, где пасутся коровы, – подумал Диз, – …или по пропившемуся в дым механику Эзре». Когда тот ухмылялся, обнажая все шесть уцелевших зубов, он напоминал обитателя тюремной богадельни.
Аэропорт находился на окраине крохотного городка Фалмут и содержался в основном на посадочную плату с богатых летних дачников. Клэр Боуи, первая жертва Ночного Летуна, был ночным транспортным контролером округа Камберленд и владел четвертью капитала аэропорта. Кроме него, штат состоял из двух механиков и второго наземного контролера (наземные контролеры, кроме того, продавали чипсы, сигареты и кока-колу).
Механики и контролеры выполняли также функции заправщиков и сторожей. Частенько бывало, что контролер поспешно выбегал из туалета, де мыл унитазы, чтобы дать разрешение на посадку и выделить полосу из великого множества – целых двух! – имевшихся в его распоряжении. Работа была настолько напряженной, что в летний пиковый сезон ночной контролер мог урвать только шесть часов полноценного сна за свою вахту, которая продолжалась с полуночи до семи утра.
Клэр Боуи был убит почти за месяц до появления Диза, и то, что репортер смог собрать, представляло собой пеструю смесь из вырезок в папке Моррисона и гораздо более живописных откровений пропойцы-механика. Даже делав неизбежную скидку на надежность первоисточника, Диз уверился, что в этом засиженном мухами аэропорту в начале июля произошло нечто в высшей степени странное.
«Сесна-337» с бортовым номером N 101BL запросила посадку незадолго до рассвета 9 июля. Клэр Боуи, работавший в аэропорту в ночную смену с 1954 года, когда пилотам случалось задерживать посадку (в то время это называлось просто «пойти на второй круг»), пока с единственной полосы не прогонят корову, записал запрос в журнал в 4.32 утра. Время посадки там значилось – 4.49; имя пилота – Дуайт Ренфилд, аэропорт отправления – Бангор, штат Мэн. Время указывалось, несомненно, правильное. Остальное – сплошная чушь. Диз запросил Бангор и не удивился, узнав, что там слыхом не слыхивали про N 101BL, но если Боуи и знал, что это вранье, это не имело никакого значения; в АОК на многое смотрели сквозь пальцы, а плата за посадку есть плата за посадку.
Имя пилота было просто эксцентричной шуткой: Дуайтом звали актера по фамилии Фрай, который среди множества других играл роль Фрай, который среди множества других играл роль Ренфилда – слюнявого идиота, поклонявшегося величайшему вампиру всех времен. Но запрашивать посадку под именем графа Дракулы могло вызвать подозрения даже в такой сонной дыре, решил Диз.
Могло вызвать, но уверенности не было. В конце концов, плата за посадку есть плата за посадку, и «Дуайт Ренфилд» внес ее незамедлительно наличными, а кроме ого, залил баки доверху – деньги на следующий день нашлись в кассе вместе с копией квитанции, которую выписал Боуи.
Диз знал, как небрежно, спустя рукава контролировали частный воздушный транспорт в провинциальных аэропортах в пятидесятые-шестидесятые годы, но тем не менее был поражен, как неформально приняли машину Ночного Летуна в АОК. Сейчас-то уже не шестидесятые, в конце концов; сейчас эпоха массовой наркомании, и подавляющая часть дерьма, которое принимать не полагалось, поступала в маленькие гавани на маленьких самолетах… таких, как «сесна скаймастер» «Дуайта Ренфилда». Конечно, плата за посадку есть плата за посадку, но Диз ожидал, что Боуи хотя бы запросил Бангор, почему нет плана полета, чтобы прикрыться самому. Но он этого не сделал. Тут Дизу пришла мысль о возможной взятке, но пьяница-информатор настаивал, что Клэр Боуи был честен, как слеза, и двое полицейских из Фалмута, с которыми Диз беседовал позднее, подтвердили слова Ханнона.
Скорее всего, простая халатность, но в общем-то это не имело значения; читателей «Биде ньюс» не интересовали такие скучные детали, как причины и ход событий. Читатели «Биде ньюс» хотели знать, что произошло, и как долго происходило, и было ли у жертвы время закричать. И снимки, конечно. Они требовали снимков. Громадных, с большой резкостью, черно-белых – по возможности таких, чтобы срывались прямо с газетного листа, словно рой точек, и ударяли вас прямо в лоб.
Пропойца Эзра явно удивился и погрузился в глубокие размышления, когда Диз спросил, куда, по его мнению, мог пойти «Ренфилд» после приземления.
– Не знаю, – промямлил он. – В мотель, должно быть, может, брал такси.
– Вы… когда пришли в тот день? В семь утра? Девятого июля?
– Угу. Как раз когда Клэр уходил домой.
– И «сесна скаймастер» стоял тут на привязи пустой?
– Ага. Точно там, где ваш теперича. – Эзра показал пальцем, и Диз слегка отшатнулся. От механика несло, как от очень старого сыра рокфор, замаринованного в дешевом вине.
– Клэр вам говорил, что вызвал такси для пилота? Чтобы отвезти его в мотель? Потому что пешком тут вряд ли дойдешь.
– Да уж, точно, согласился Эзра. – Ближайший-то будет «Морской бриз», а до него километра три. А то больше. – Он поскреб щетину на подбородке. – Но Клэр ничего не говорил насчет того, что вызывал такси тому типу.
Диз подумал, что все равно надо обзвонить гаражи. К тому времени он начинал склоняться к разумному предположению: тот парень, которого он ищет, спал в постели, как все люди.
– А как насчет лимузина? – спросил он.
– Не-а, – более уверенным тоном произнес Эзра. – Клэр ничего не говорил про лемозин, а он бы не молчал.
Диз кивнул и решил, что и компании по прокату лимузинов не мешало бы запросить. Он опросит и других служащих, но мало надеялся на то, что узнает от них что-то новое; кроме старого алкоголика, их тут раз-два и обчелся. Эзра выпил чашку кофе с Клэром, прежде чем ушел домой, и другую, когда Клэр заступил в ночную смену, – вот и все. Кроме самого Ночного Летуна, Эзра, видимо, был последним, кто видел Клэра Боуи живым.
Объект этих размышлений переминался с ногу на ногу поодаль, задумчиво скреб подбородок, а потом уставился своими налитыми кровью глазами а Диза: – Клэр ничего не говорил про лемозин зато говорил другое.
– А именно?
– Ну да, – протянул Эзра. Он расстегнул карман замасленного комбинезона, вынул пачку «Честерфилда», закурил и зашелся сухим старческим кашлем. Сквозь вьющийся дымок он взирал на Диза, явно замышляя какую-то хитрость. – Может, оно ничего не значит, а может, чего-то значит. Видимо, здорово удивило Клэра. Наверное, да, потому как старина Клэр себе места не находил.
– Что же он сказал?
– Точно не помню, – завилял Эзра. – Иногда, знаете, когда я что-то забываю, портрет Александра Гамильтона мне освежает память.
– А как насчет Эйба Линкольна? – холодно парировал Диз.
Немного поразмыслить, Ханнон согласился, что иногда и Линкольн помогает, и портрет этого джентльмена на пятидолларовой купюре перешел из бумажника Диза в слегка дрожащую руку Эзры. Диз подумал, что чудо мог совершить обыкновенный портрет Джорджа Вашингтона, но хотел удостовериться, что этот человек на его стороне… и потом, все равно бухгалтерия оплатит.
– Ну?
– Клэр сказал, что тот тип вроде как собирался на бал, так он выглядел, – выпалил Эзра.
– Да ну? – Диз подумал, что это и на один доллар не тянет.
– Сказал, что тот вроде как прямо с витрины. Фрак, шелковый галстук, все такое. – Эзра помялся. – Клэр говорил, тот даже был в большом плаще. Внутри красный, как пожарная машина, снаружи червей, негритянская задница, говорил, развевался спереди, прямо как крылья летучей мыши.
Огромные красные неоновые буквы промелькнули перед Дизом, образуя слово: «РУЛЕТКА».
«Ты этого не знаешь, мой пропахший джином друг, – подумал Диз, – но то, что ты сейчас сказал, может вписать твое имя в историю».
– Вот вы все спрашиваете про Клэра, – начал Эзра, – а нет чтобы спросить, а что я сам-то видел.
– А вы видели?
– Ну.
– И что это было, друг мой?
Эзра почесал жесткий подбородок длинными желтыми пальцами, хитро поглядывая на Диза прищуренными, налитыми кровью глазами, и затянулся сигаретой.
