– Опять приехали, – сказал Диз, доставая другую пятерку и стараясь сохранить дружелюбное выражение. Пробудившийся инстинкт подсказывал ему, что он еще не до конца выжал старого пьяницу.
– Это мало за то, что я вам расскажу, – с упреком произнес Эзра. – Богатые городские мужики, как вы, могут дать больше, чем десятку.
Диз взглянул на свои часы – тяжелый «ролекс» со светящимися камнями на циферблате.
– Ерунда! – фыркнул он. – Смотри, как поздно! А я еще не успел поговорить с фалмутской полицией!
Не успел он опомниться, как пятерка, которую он держал между пальцами, вдруг очутилась рядом со своей подругой в кармане комбинезона Ханнона.
– Ладно, если у тебя еще есть что сказать, – говори, – согласился Диз. – Мне еще во много мест надо успеть.
Механик помялся, поскреб свою щетину и обдал собеседника запахом древнего сына. Потом как бы нехотя вымолвил:
– Под тем «скаймастером» была здоровенная куча грязи. Прямо под багажным отсеком, вот где.
– Правда?
– Угу. Я ее пнул сапогом.
Диз ждал. Он мог себе это позволить.
– Мерзость. Полно было червей.
Диз ждал. Это хорошая, нужная информация, но это если не сомневаться, что старик с того дня окончательно протрезвел.
– И личинки, – продолжал Эзра. – Там и личинки копошились. Как будто кто-то помер.
Ту ночь Диз провел в мотеле «Морской бриз», а в восемь утра вылетел в Олдертон на севере штата Нью-Йорк.
Глава 5
Из всего, что Диз не понимал в перемещениях своего героя, больше всего его озадачивало, как лениво вел себя Летун. В Мэне и в Мэриленде он прямо-таки медлил с убийствами. На одну ночь он оставался только в Олдертоне, который посетил через две недели после того, как расправился с Клэром Боуи.
Аэропорт Лейквью в Олдертоне был еще меньше, чем АОК, – одна-единственная грунтовая полоса и диспетчерская, которая помещалась в недавно покрашенном сарае. Средства посадки по приборам отсутствовали, зато торчала большая спутниковая антенна, так что любой фермер, летавший отсюда по своим делам, мог быть уверен, что не пропустит очередную серию «Мерфи Браун», «Колеса Фортуны» или чего-то не менее важного.
Одно Дизу очень понравилось: незаасфальтированная полоса в Лейквью была такой же гладкой, как и в Мэне. «Я привыкаю к этому», – подумал Диз, ловко касаясь грунта колесами своего «бича» и начиная торможение. Ни стука о заплаты на асфальте, ни провалов в глубокие ямы… да, к этому легко привыкнуть.
В Олдертоне никто не выпрашивал портретов президентов или их друзей на денежных знаках. Весь город Олдертон – около тысячи жителей – находился шоке, а не только несколько совместителей, которые вместе с Баком Кендаллом работали в аэропорту Лейквью почти задаром (и уж точно без прибыли). Говорить было, по существу, не с кем, свидетелей, даже масштаба Эзры Ханнона, тут не нашлось, «Ханнон, конечно, был под газом, – размышлял Диз, – но по крайней мере что-то я от него узнал».
– Видно, это большой силач, – говорил Дизу один из совместителей, – старина Бак, он любил наряжаться, и человек был спокойный, но уж если его разозлишь, так держись. Как-то он в боксе завалил мужика на карнавале в Покипси в позапрошлом году. Такие драки, конечно, незаконные, но Баку нужны были бабки, чтоб починить его стары «пайпер», и он в боксе завалил этого типа. Получил двести зеленых и отдал ремонтной компании за два дня до того, как на него собрались накапать.
Совместитель покачал головой с искренне сокрушенным видом, и Диз пожалел, что не распаковал свою камеру. Читателям «Биде ньюс» понравилось бы это длинное, морщинистое, удрученное лицо. Диз отметил про себя, что надо выяснить, была ли у Бака Кендалла собака. Снимки собак погибших людей тоже берут читателей «Биде ньюс» за живое. Вы сажаете пса на крыльце дома покойного и даете подпись: «ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ БАФФИ НАЧИНАЕТСЯ» или что-нибудь в этом роде.
– Какой ужас, – сочувственно произнес Диз.
Совместитель, вздохнув, кивнул, – Видно, достал его сзади. Только так я себе представляю.
Диз не ведал, с какой стороны достали Джерарда «Бака» Кендалла, но знал, что на сей раз у жертвы не было вырвано горло. Были отверстия, через которые «Дуайт Ренфилд», видимо, высасывал кровь. Как заявил следователь, отверстия находились по обе стороны шеи: одно в яремной вене, другое в сонной артерии. Они совсем не походили на маленькие, едва различимые укусы. В отчете следователя говорилось о сантиметрах, но Диз живо представлял себе масштабы, а Моррисон поручил незаменимой Либби Граннит объяснить понятным языком то, что вытекало из рассказа следователя: либо у убийцы были такие зубы, как у Великоножки – любимого персонажа газеты, либо он проделал отверстия в шее Кендалла более прозаическим способом – с помощью молотка и гвоздя.
«СМЕРТОНОСНЫЙ НОЧНОЙ ЛЕТУН УБИВАЕТ ЖЕРТВЫ ПИКОЙ И ПЬЕТ ИХ КРОВЬ», – подумали два человека в разных местах в один день. Неплохо.
Ночной Летун запросил разрешение на посадку в аэропорту Лейквью вскоре после 10.30 вечера 23 июля. Кендалл разрешение дал и зафиксировал уже знакомый бортовой номер: N 101BL. В графе «имя пилота» Кендалл записал: «Дуайт Ренфилд», а «тип самолета» – как «сесна-337 скаймастер». Не упоминались ни красные трубки, ни, разумеется, развевающийся плащ с крыльями, как у летучей мыши, снаружи красный, как пожарная машина, а внутри черный, как негритянская задница, но Диз во всем этом не сомневался.
Ночной Летун прибыл в аэропорт Лейквью вскоре после десяти тридцати, убил здоровенного мужика Бака Кендалла, высосал его кровь и улетел дальше на своей «сесне» до того, как Дженни Кендалл приехала в пять часов утра двадцать четвертого угостить мужа свежими вафлями и обнаружила его обескровленный труп.
Пока Диз стоял возле сарая, служившего одновременно ангаром и диспетчерской аэропорта Лейквью, ему пришло в голову, что, если ты сдаешь кровь, максимум того, что тебя ожидает, – стакан апельсинового сока и «спасибо». Зато если ты забираешь кровь – точнее, высасываешь ее, то на твою долю достаются аршинные заголовки. Когда Ричард Диз, вылив остатки невкусного кофе на землю, направился к своему самолету, чтобы лететь дальше в Мэриленд, он подумал, что у Бога, наверное, малость тряслись руки, когда он доделывал свой предполагаемый шедевр – Венец творения.
Глава 6
Теперь, через два часа после вылета из Вашингтона, дела вдруг пошли гораздо хуже, причем обстановка переменилась с поразительной внезапностью. Посадочные огни исчезли, но Диз обнаружил, что погасли не только они – половина Уилмингтона и весь Райтсвилл-Бич погрузись во тьму. Радиомаяк работал, но когда Диз схватил микрофон и заорал: «Что случилось?» Ответьте мне, Уилмингтон!» – он ничего не услышал в ответ, кроме треска помех и каких-то голосов, еле звучавших в отдалении.
Он в сердцах отбросил микрофон, не попав на крючок. Груша свалилась на пол кабины, запутавшись в проводах, и Диз забыл о ней. Рывок и крик были чисто инстинктивными, не более того. Он знал, что произошло, так же точно, как и то, что солнце садится на западе… где оно очень скоро очутится. Видимо, молния попала прямо в силовую подстанцию аэропорта. Вопрос в том, удастся ли каким-то образом добраться туда.
«У тебя разрешение», – сказал один голос. Другой немедленно (и справедливо) возразил, что это все дерьмо. Тебя учили, что делать в подобной ситуации, еще на летных курсах. Логика и устав требуют направиться на запасной аэродром и попытаться связаться с тамошним диспетчером. Посадка в аварийных обстоятельствах может рассматриваться как нарушение и караться большим штрафом.
С другой стороны, не сесть сейчас – именно сейчас – означает упустить Ночного Летуна. Это может также означать потерянную жизнь (или жизни), что, впрочем, мало волновало Диза… пока к нему не пришло озарение в виде огромного газетного заголовка:
«ГЕРОЙ-РЕПОРТЕР СПАСАЕТ… (вставить число настолько большое, насколько позволят широкие пределы доверчивости читателей) ЧЕЛОВЕК ОТ ВЗБЕСИВШЕГОСЯ НОЧНОГО ЛЕТУНА».
