Я ее уже почти не слушал, все мысли были заняты расширяющимся в углу отверстием. В конце концов, святой отец из меня никудышный, и со своей исповедью девчонка не по адресу.
– Отсчитал мне время до представления, – не затыкалась она, переходя на бессвязное бормотание. – Или я жертвую собой… дал мне эти приглашения… по его задумке, окончательно распугивая… остальных, или он припасет мне такую участь. Пострашней сожжения… Он как будто питается страхом чужим… Олеся приехала, мы давно разругались… Я думала, вдруг… Ведь могло получиться. Этот больной маньяк должен был поверить, что я все сделала, как он и сказал… Отстал бы… Надеялась… У сестры СПИД… Я просто хотела спастись, уехать из города, выжить.
Дыра расползалась, верхняя панель ходила ходуном. Жаль только, времени совсем не оставалось. На импровизированной сцене из бетонных блоков возникла девушка с факелом. В «Платформе» такую бы и на подтанцовку не взяли – слишком страшная. Остальные помощники разбежались. Черный маг так и не сдвинулся с места.
– Теперь не будет никаких фокусов, – объявил он. – Не будет потайных дверей. Не будет вранья. Вы все увидите своими глазами. Огонь решит судьбу каждого.
Человеческие истуканы в тени, как завороженные, наблюдали за пламенем. Счастливая закричала, молотя руками по стенкам. Она кашляла, плевалась в истерике, разбивая костяшки пальцев в кровь. Я снял ботинок и зачерпнул столько бензина, сколько сумел.
Черный маг нависал над самой головой. Улыбчивая помощница с факелом подошла ближе, в ее глазах читалось абсолютное безумие. Стеклянная задвижка уползла в сторону. К бензиновой вони прибавился запах дыма.
– Это и есть настоящее волшебство, – произнес маг, и динамики зашипели.
Через отверстие в крышке я плеснул бензином прямо в помощницу. Ботинок оказался не самой удачной катапультой, но горючка попала на факел и вспышкой огня ударила в лицо девушке. Она отпрянула, завизжала. В толпе кто-то закричал. Я резко выпрямился и с третьего удара снес разболтавшийся край верхней панели. До чудесного спасения оставались секунды. Уже вываливаясь в небольшой проем, я услышал крик Счастливой. По спине побежал огонь. Помощница успела бросить факел в нашу клетку. Я грохнулся наружу, скинул пальто и швырнул его в мага. Затушил всполохи на одежде, откашлялся. Перед глазами все плыло и плясало. Счастливая плавилась в прозрачной тюрьме, девчонку было не спасти. Помощница мага каталась по полу и вопила, пытаясь погасить слизывающий лицо огонь. Сам же маг стоял на коленях и дрожал, раскинув руки. С пальто на него переползал огонь. Я отыскал тару с бензином и окатил психа. Вспыхнув, точно спичка, он не произнес ни звука. Казалось, за складками материи и сморщенным рисунком паука пряталась улыбка.
Огонь жевал покрытые бензином плиты и распластанные на них тела, но зрители не разбегались. Они наблюдали.
– Самый лучший трюк, – раздалось из ниоткуда, – это трюк с двойным дном. С отвлекающей обманкой.
Маг поднялся, и только тут я разглядел всю картину. Огонь не уходил дальше пяти метров от фонаря – он упирался в прозрачные стены.
– Вы только что видели невероятное вызволение. Что ж, не могу не признать мастерство исполнителя. Но такой финал нам неинтересен.
Стены росли до самого потолка. Они были из того же материала, что и фонарь. Аквариум внутри аквариума, гребаная матрешка. От рук и туловища мага вверх тянулись тонкие тросы – тянулись туда, где поблескивали ряды разбрызгивателей.
– Этот человек оказался слишком любопытен. Он решил, что может противостоять мне. Поэтому он должен отправиться вслед за остальными глупцами. За теми, что возомнили себя кудесниками, не зная ничего о магии.
Подвешенной к потолку марионеткой больше не управляли. Она облезала, с нее сползали горелые лохмотья и лоскуты маски. Теперь я понимал, что мясная туша на тросах гораздо крупнее любого здоровяка. Изуродованное лицо с кляпом во рту не опознал бы никто, но по фигуре, часам, кускам дорогой одежды из-под бесформенной робы Борова вычислил бы любой обитатель «Платформы».
С потолка хлынула вода. Я принюхался. Нет, не вода…
За секунды все заволокло пламенем и черным дымом. Огонь стал живым. Он бросался на трупы и проглатывал их целиком, чудовищными фигурами вырастая до самой крыши. Толпа довольно гудела.
Последняя сигарета сломалась пополам, но расстраиваться было некогда. Я уперся в стену, пытаясь сохранить сознание и припомнить, как отсюда уходили помощники. За несколько секунд найти дверцу в этой дьявольской конструкции я не смог бы и в лучшем состоянии, но в такие моменты очень хочется верить в чудеса… С той стороны стекла на тросах спустился черный маг. Здоровяк в маске с паучьими лапами.
– Это мое лучшее шоу, – сказал он.
Прежде чем меня смело волной жара, я успел запихнуть в рот сигаретный огрызок и крутануть колесико любимой зажигалки. Всегда знал, что курение меня погубит.
Маньяк № 5
Игорь Кременцов
Чайкины песни
Думаю, я одержим демонами. Они проникли в меня, когда я был ребенком.
Деннис Рейдер
Их было двое. Огромный, больше двух метров росту и весом далеко за сотню килограммов, мужчина и хрупкая старуха, сжатая в громадных, как бревна, руках.
Его звали Великан. Он себя так называл, однако придумала прозвище мать. Она хотела, чтобы смерть, предназначенная для него, ошиблась.
Это помогало.
Своего настоящего имени Великан не помнил.
Пряди, похожие на грязно-серую паутину, намотаны на огромную ладонь. У самых корней, в порах, прячущих луковицы, скрипит. Лопаются волосы.
Ей бы завопить о помощи, но пленница не издает и звука. Боится, что руки-бревна обнимут шею.
Хрусть-хрусть. Какая грусть.
Великан обнял бы ее, правда. Он знает: крик помогает выжить.
В большой голове звучат вопли, напоминающие крики чаек. Он называет их – чайкины песенки. Песни тех, кто помер.
Минуту назад старуха глядела испуганными птичьими глазами на Великана с лопатой. Запачканной землей лопатой, казавшейся в его руках не такой уж и большой…
Незачем было ей вынюхивать! Ведьма! Гигант глухо стонет от ненависти.
Машина завелась. Старуха озирается по сторонам стеклянными глазами в надежде, что кто-то увидит. Видит сама – на заднем сиденье.
Незачем было вынюхивать!
Лязгая на выбоинах, машина летит в темноту. Фары льют водопады света, на мгновение озаряя черные скелеты деревьев у дороги. Разбуженные вороны взлетают с ветвей, проклиная шумный гроб на колесах.
Нет, конечно же, машина – не гроб. В гробах Великан знает толк.
Лицо Великана блестит от пота. Он кусает губы, и капельки красной соли, мешаясь с солью прозрачной, катятся по подбородку.
