Милиционер выудил из папки напечатанный на пишущей машинке листок:
— Вот! Я вам тут списочек проживающих подготовил, по домовым книгам, — при виде «списочка» рыжие брови старшего майора поползли вверх, он забрал листок себе, а Павел Карпович в дополнение шепнул на ухо, тыча пальцем в верхнюю строчку. — …У товарища комиссара второго ранга уже домработница в слезах. Смех и грех! Говорит, налетели, чисто махновцы, помимо прочего поели пирожки и компот весь выпили…
— Спасибо, товарищ, за сигнал! — Товарищ Трошин приподнял фуражку, промокнул вспотевшую голову носовым платком, затем пожал милиционеру руку. — Я мигом устраню эти перегибы на местах! Вы пока езжайте на опознание — обнаружили еще один труп, а людей не хватает, хоть разорвись!
Старший майор споро зашагал в сторону скрытого мраком здания:
— Яковлев! Комиссаров? Чем вы целый день занимались? Кто акты изъятия будет писать — я? Поэт Пушкин? Детский писатель Гайдар? Срочно все документы привести в порядок, сейчас прокуратура подъедет, руководство и что увидят? Как вы пироги трескаете?.. — Он заметил стайку мальчишек-дачников, переминавшихся у забора, резко повернулся к ним: — Вам, ребята, что? Нечем заняться?
— Я… тут живу… в этом доме, — нерешительно пролепетал Коля Колокольников, — с дедушкой и Дарьей Петровной…
— Ясно. Значит, внук профессора Колокольникова Ф. Г.? — Мальчик быстро кивнул, старший майор начал говорить, аккуратно подыскивая подходящие слова: — Понимаешь, Коля… такое… дело. Твой дедушка приболел. Его увезли в больницу, в Москву. Но ты, брат, не огорчайся, его обязательно вылечат!
Он похлопал Колю по плечу, еще раз оглядел ребят, поманил одного пальцем:
— Иди сюда!
— Я??! — ахнул Цыган и прижал к груди стопку книг, связанную бечевкой.
— Ты! Скажи, ты пионер?
— Я? Не… — Парнишка в силу привычки попятился назад, но Тимур удержал его и бодро подсказал:
— Он, товарищ старший майор, вожатый!
— Точно! Видно, что постарше, — обрадовался Трошин, ухватил парнишку за локоть, оттащил в сторону от остальных. — Так что тебе, дорогой товарищ, будет ответственное поручение! Посиди с мальчишкой, пока его тетка или кто там эта Дарья Петровна, из Москвы вернется. Сидите в доме, книжки читайте, чай с баранками пейте. Ясно?
— Угу… — Как лицо, обличенное неожиданным доверием, цыганенок счел себя вправе уточнить: — А что, дедушку ихнего заарестовали?
— Почему арестовали?
— Ну, все ж таки не милиция по двору суетится…
Старший майор посерьезнел и объяснил:
— С профессором Колокольниковым произошел несчастный случай. Он повредил шею сельскохозяйственным инвентарем.
— Ааааа… — протянул Цыган. Для себя он сделал небезосновательный вывод, что зажиточную дачу ограбили, а уважаемого, но излишне шумного старичка прирезали.
— Ты, товарищ, смотри в оба, чтобы ребята в доме сидели. В амбар — ни ногой… идут оперативные мероприятия! Справишься?
— Дело привычное — справлюсь!
— Давай! — напутствовал его старший майор.
Парк затих. Концерт давно закончился, Ольга собрала в охапку букеты, которые им подарили после выступления, и оставила руководителю кружка. Ее букетик из полевых цветов, спрятанных под бумагой, на фоне этого великолепия выглядел совсем скромным. Замерли звуки музыки, как увядшие лепестки, осыпались аплодисменты.
Вереницы дачников потянулись к воротам с табличкой «ВЫХОД». Не вопили больше дети, замолк патефон, не было слышно гулких ударов по мячу и смеха. Складывали тележки и считали выручку мороженщицы в синих передниках. Продавщицы снимали кружевные наколки и запирали ларьки ржавыми амбарными замками.
Вечер сменился ночью. Ветер трепал полоску кумача с надписью: «Празднование первой годовщины победы Красной армии под Хасаном». Луна повисла в самой середине неба — круглая и одинокая, как прожектор над железнодорожным переездом.
Арман легко раскачивал девушку на качелях, ветер мягко касался ее щек, в лунном свете кожа снова стала лучиться манящим перламутровым светом. Наивная, юная звездочка сорвалась с небосклона, перечеркнула небо и упала вниз.
Ледяные пальцы коснулись руки Ольги:
— Взгляните вверх… Есть древняя легенда — когда ангел оступается, теряет свою святость и низвергается из рая, с неба падет звезда. Падший ангел становится проклятым, ему больше никогда не вернуться на небо…
Ольга посмотрела вверх, потом закрыла глаза — казалось, она попала в таинственный заколдованный мир, где, кроме них, нет ни единого человека. Все остальные — пионеры с горнами, спортсмены, рабочие и колхозницы, даже парашютист в летном шлеме, — все превратились в гипсовые статуи. Ветра и дожди быстро источат ненадежный материал, и жизнь больше не вернется сюда. Ледяные губы коснулись ее шеи…
Ей стало очень страшно! Она резко выпрямилась, схватила Армана за руку:
— Ой! Кто там?
Вдоль песчаной дорожки вытянулась темная тень:
— Молодые граждане, — рядом с качелями появился старичок-дежурный и стал браниться: — Здесь парк не для целований, а для культуры! Музыку играть, праздновать трудовые будни… Ночь на дворе. Идите, я буду ворота запирать! Из Чеки звонили, сказали очистить территорию!
— Почему мы должны уходить? — Ольга спрыгнула с качелей и возмутилась: — У вас забор — одно название. Половины досок не хватает, любой и каждый может сюда проникнуть и гулять всю ночь! Никакой ЧК тоже давно нет…
— Как же нету, когда звонят в дирекцию! Говорят, усильте бдительность ввиду… — Старичок запнулся, почесал лысеющую голову и добавил. — Мертвеца нашли в карьере. О как! А вы тут раскачиваетесь. Шли бы в барскую ротонду. Раньше по балам целовались, а сейчас все в парке норовят устроиться, не осталось никакой культуры у людей…
Глупый, пустой старикашка! Пусть запирает свои ржавые ворота.
Ольге вдруг стало легко и весело, она скинула туфли, подобрала подол роскошного черного платья и побежала к реке, сбивая серебряные капельки предутренней росы. Арман устремился следом за девушкой, туда, где белел в лунном свете обломок старого мира — старомодное сооружение с романтическим названием «ротонда».
Женька шла быстро, почти бежала — сумрак подгонял ее. Окна горели еще в редких домах, белыми призраками казались простыни, оставленные хозяйками для просушки. Ветер раскачивал ветки яблонь, на которых наливались спелостью плоды. Скрипели старые заборы, часы на каланче отбивали четверти:
«Был день — было дело! Дин-дон-дин-дон!»
Темно. Поздно. Торопись.
