А при добыче золотоносной породы из небольших примитивных шахт зимой не грозит затопление их грунтовыми водами.
Всё так, однако вероятность того, что дятловцы встретятся в походе с вольными старателями, была исчезающе мала. Но не потому, что те не вели зимой промысел: добывать стало практически нечего. Речные россыпи в районе истощились настолько, что старательская добыча стала нерентабельной. Грубо говоря, старатель с лотком намывал золота за день меньше, чем стоила тушенка, которую он за этот день съедал.
Часто утверждают, что государство прикрыло в тех краях старательскую деятельность в начале 50-х годов. Это неверно: ликвидировали всего лишь конторы, скупавшие золото у старателей-одиночек. Россыпи практически исчерпались, и скупочные конторы стали больше не нужны.
Золото в Ивдельском районе есть и сегодня. Но со средним содержанием около 200 мг на кубометр речного песка. Причем среднее содержание — цифра достаточно лукавая. Прибрежный песок и грунт с речного мелководья за десятилетия промысла перемыты практически полностью. А добыть пять кубометров песка из речного русла с глубины, затем тщательно промыть — и все ради одного грамма золота — такое занятие убыточно для старателей. Даже крупный прииск с мощной драгой окупится в таких условиях очень не скоро, а при отсутствии хороших подъездных путей может вообще не окупиться.
Самый близкий пример: Иван Пашин. Тот самый, кто вместе с туристами-поисковиками Слобцовым и Шаравиным первым обнаружил палатку дятловцев (есть даже версия, что он отыскал палатку раньше, в одиночку, и вел к ней поисковиков, прекрасно зная, что те там найдут).
Так вот, Пашин активно занимался старательством до 40-х годов. А потом забросил занятие, ставшее убыточным. Переключился на промысловую охоту, затем работал лесником под началом Ремпеля, с золотом больше не связывался.
Илл. 59. Вот так уже за несколько десятилетий до похода дятловцев старатели добывали золотоносный грунт на Северном Урале — со дна реки, с плотов. К 1959 году реки Ивдельского района еще сильнее обеднели золотом.
Город Ивдель возник в XIX веке именно как поселок золотоискателей. В Вижае тоже практически в каждой семье были свои старатели, но все они к 1959 году сменили род занятий.
Лишь отдельные представители старшего поколения брались за лоток, причем нерегулярно, от случая к случаю, в надежде отыскать пропущенный т. н. «карман» или «гнездо» — небольшой участок, где по совокупности каких-то причин оказалось повышено содержание золота.
Можно допустить, что такое «гнездо» было все же найдено незадолго до похода дятловцев и как раз поблизости от их маршрута. Можно допустить, что там работал небольшой коллектив старателей, — а поскольку пункты по приему золота позакрывали, результаты трудов уходили на черный рынок.
Вот только никак не получается допустить, что старатели начали убивать туристов как невольных свидетелей их промысла.
Во-первых, как уже сказано выше, сама по себе работа с лотком и лопатой — не преступление. Криминал начинается в момент продажи золота «налево», но кто же делает это при свидетелях?
Во-вторых, наказание «черным старателям» грозило чисто символическое, если сравнивать его с наказанием за убийство, да еще совершенное с массой отягчающих обстоятельств.
На тот момент в России действовал старый Уголовный Кодекс, 1926 года (с множеством дополнений и исправлений, внесенных за три с лишним десятилетия). И, согласно ст. 87 «Разработка недр земли с нарушением установленных правил», нарушителям грозил штраф в целых пятьсот рублей, а особо злостным — отсидка или исправительные работы на срок до шести месяцев.
В Уголовном Кодексе 1960 года (введенном в действие в 1961 году) появилась отдельная статья 167 «Нарушение правил сдачи государству золота», непосредственно касающаяся вольных старателей. Наказание ужесточилось: штраф вырос до тысячи рублей, с конфискацией добытого, а если государству был причинен крупный ущерб, можно было загреметь в «места не столь отдаленные» лет на пять.
Позже, после знаменитого «дела Рокотова», кары за нелегальный оборот инвалюты и золота ужесточат еще сильнее, но это всё будет позже. А зимой 1958/59 годов «черным старателям», повторим, грозил штраф в пятьсот рублей, при самых же неблагоприятных обстоятельствах — полугодовая отсидка.
Есть ли смысл идти под расстрельную статью, чтобы избежать такого наказания? Более чем сомнительно.
Правда, имеется один нюанс. Советские законы не возбраняли старателям работать лотком и лопатой везде, кроме:
— площадей с разведанными запасами;
— рудных отвалов и хвостохранилищ действующих золотодобывающих предприятий;
— территорий заповедников, государственных природных национальных парков, государственных заказников, памятников природы и культуры.
Причем в случае нарушения первых двух пунктов применялась иная статья, куда более серьезная — о хищении социалистической собственности, там пятьюстами рублями дело не обошлось бы, можно было присесть на нары надолго.
Да вот только дятловцы не проходили через запретные для вольного старательства территории. Не встречалось у них на пути ни действующих золотодобывающих предприятий, ни площадей с разведанными запасами.
С какой стороны ни взгляни — случайная встреча со старателями ничем дурным обернуться для туристов не могла. Что бы они ни увидели, что бы ни сфотографировали — не могла.
Чтобы наступили фатальные последствия, дятловцы должны были сделать нечто большее.
* * *
Мы привыкли считать поселок 2-й Северный нежилым и заброшенным, но так ли это было на самом деле?
Туда был накатан зимник. Не стоит думать, что лошадка дедушки Славы брела туда по целине, благо слой снега на льду не толстый, ветер сдувает. На другой реке такое могло пройти, но Лозьва в верхнем своем течении (а короткая Ауспия на всем протяжении) — река достаточно быстрая и с родниками, бьющими со дна, — на ней много едва подмерзших мест с тоненьким ледком.
Юдин свидетельствует в своем дневнике: «…Много теплых, горячих ключей. Часты незамерзающие полыньи и места, где всегда под слоем снежка незамерзающая вода и после таких мест надо сдирать с лыж наледь». Дятловцы проскакивали такие присыпанные снежком места на лыжах, а лошадка дедушки Славы, весящая около четырех центнеров, непременно ухнула бы там под лед и утянула бы за собой сани. Без зимника, огибающего опасные места с подмытым льдом, никак не обойтись. Дятловцы в пути к 2-му Северному с зимника сходили, и не раз: им было неимоверно скучно тащиться со скоростью 4 километра в час — и тут же влетали в промоины, чистили лыжи и шли дальше. Для лошади и саней первая промоина стала бы последней.
Более того, в якобы заброшенном поселке стоял относительно пригодный для жилья дом, в котором регулярно бывали люди и топили печь.
Именно так — всякий, кто пытался растопить печь, на вид вполне исправную, в действительно нежилом доме, не даст соврать: в большинстве случав дело завершается тем, что дым валит не в трубу, как ему полагается, а в помещение. Особенно зимой. Ветер наносит в не функционирующую трубу листья, птицы обожают вить там гнезда, зимой на все это хозяйство ложится снег — и получается пробка, напрочь перекрывающая дымоход.
Чтобы печка работала исправно, ее надо регулярно топить. Либо начинать процесс топки с прочистки трубы. Дятловцы на крышу не лазали, дымоход не прочищали — печка сразу заработала, как положено.
Еще один признак обитаемости места — прорубь на реке Лозьве. Не промоина, именно прорубь. Ее Огнев указал как примету: дескать, прорублена как раз напротив того самого дома, пригодного для ночевки.
Кто-то регулярно, по меньшей мере раз в неделю, бывал во 2-м Северном. Жил в доме, топил печку, расчищал прорубь от наросшего льда.
Наверное, туда регулярно наведывался «дедушка Слава»? Не самочинно, а с заданиями от Ряжнева?
