прогулок, а спина стонала сильнее, чем обычно, но обратив свой взор внутрь, Ллойд не заметил ничего тревожного. Он знал, что всякие бяки могут довольно долго не ощущаться в теле старика — подкрадываться незаметно, пока не настанет время для рывка, — но ни в чём не наблюдалось такого прогресса, чтобы вызвать какие-либо внешние проявления: ни кровавого стула, ни мокроты, ни боли в кишечнике, ни проблем с глотанием, ни болезненного мочеиспускания. Ллойду казалось, что гораздо легче сходить к врачу, когда твоё тело говорит, что для этого нет причин.
— Чего ты улыбаешься? — В голосе Бет проскользнуло недоверие.
— Ничего. Дай сюда.
Ллойд потянулся за телефоном. Бет убрала руку.
— Если правда собрался звонить, тогда возьми свой.
7
Через две недели после обследования доктор Олбрайт попросил Ллойда прийти для ознакомления с результатами. Они были хорошими.
— Ваш вес почти в норме, кровяное давление в порядке, рефлексы тоже. Показатели холестерина лучше, чем в прошлый раз, когда вы позволили нам взять немного вашей крови…
— Знаю, прошло какое-то время, — сказал Ллойд. — Вероятно, больше, чем нужно.
— Без «вероятно». В любом случае, на данный момент нет необходимости давать вам липиды, что вы должны воспринимать, как победу. Не меньше половины моих пациентов вашего возраста принимают их.
— Я много гуляю, — сказал Ллойд. — Моя сестра подарила мне собаку. Щенка.
— Щенки — божий дар для выполнения физических нагрузок. А как у вас дела в остальном? Справляетесь?
Олбрайту не было нужды уточнять. Мэриан также была его пациенткой, и гораздо более ответственно, чем её муж, относилась к обследованиям раз в полгода — Мэриан Сандерлен во всём была предусмотрительной, — но опухоль, которая сначала лишила её разума, а потом убила, была вне этой предусмотрительности. Она зародилась слишком глубоко внутри. Глиобластома, по мнению Ллойда, являлась Божьей версией пули 45-го калибра, выпущенной в голову.
— Вполне неплохо, — сказал Ллойд. — Снова сплю. Почти всегда ложусь спать уставшим, и это помогает.
— Из-за собаки?
— Да. В основном.
— Вам стоит поблагодарить свою сестру, — сказал Олбрайт.
Ллойд подумал, что это хорошая идея. Он позвонил ей в тот же вечер. Бет сказала: на здоровье, на здоровье. Ллойд вывел Лори на пляж. Он наблюдал за закатом. Лори нашла дохлую рыбу и помочилась на неё. Оба вернулись домой удовлетворённые.
8
6-е декабря этого года началось как обычно, с прогулки по пляжу, после которой последовал завтрак: собачий корм «Гейнс» для Лори, яичница и тост для Ллойда. Ни что не предвещало, что Бог в это время взводит курок своего оружия 45-го калибра.
Ллойд посмотрел первый час программы «Тудей», затем зашёл в каморку Мэриан. Он подрабатывал бухгалтером в «Фиш Хаус» и автосалоне в Сарасоте. Работёнка была не пыльная, без лишнего стресса, и, хотя в деньгах Ллойд особо не нуждался, ему было снова приятно работать. И он обнаружил, что ему приятнее сидеть на столом Мэриан, чем за своим собственным. К тому же ему нравилась её музыка. Всегда нравилась. Он подумал, Мэриан была бы рада, что её комната вновь используется.
Лори сидела рядом с его креслом, задумчиво жуя своего игрушечного кролика, а после задремала. В половине одиннадцатого Ллойд сохранил рабочий файл, решив передохнуть от компьютера.
— Пока перекусить, девочка.
Она последовала за ним на кухню, где с удовольствием взялась за жевательную палочку для собак. Ллойд налил себе молока и взял пару печений из посылки Бет. Они подгорели снизу (подгоревшее рождественское печенье было ещё одним отличительным признаком Бет), но были вполне съедобными.
Какое-то время Ллойд придавался чтению — он продолжал углубляться в обширное oeuvre [9] Джона Сэндфорда, — пока его не потревожило знакомое бряцанье. Это была Лори, сидящая у входной двери. Она водила мордочкой по стальной защёлке поводка, висящего на дверной ручке. Ллойд посмотрел на часы: без четверти двенадцать.
— Ладно, хорошо.
Ллойд защёлкнул поводок на шее Лори, похлопал по левому переднему карману, дабы убедиться, что не забыл бумажник, и позволил Лори вытянуть себя на яркий полуденный свет. Когда они спустились к Шестимильной тропе, Ллойд увидел, что Дон расставил свою неизменную коллекцию ужасных пластиковых праздничных украшений: вертеп (святое дело), большого пластикового Санту (богохульство) и кучку газонных гномов, разодетых под эльфов (Ллойд подумал, что в этом и была задумка). Далее Дону предстояло, рискуя жизнью, взобраться на лестницу и развешать мигающие гирлянды, от чего бунгало Питчера походило на самое маленькое в мире плавучее казино. В предыдущие годы украшения Дона заставляли Ллойда грустить, но сегодня он рассмеялся. Нужно отдать должное этому сукиному сыну. У него артрит, больные глаза и больная спина, но Дон не сдавался. Он относился к этому так: либо Рождество, либо смерть.
На заднюю террасу домика Питчеров вышла Эвелин. На ней был косо застёгнутый розовый халат, щёки намазаны каким-то беловато-жёлтым кремом, а волосы растрёпаны. Дон признался Ллойду, что его жена начала понемногу «плыть», и сегодня, определённо, был именно такой день.
— Ты его не видел? — позвала Эмили Ллойда.
Лори подняла голову и произнесла своё фирменное приветствие: тяв, тяв.
— Кого? Дона?
— Нет, Джона Уэйна! Конечно, Дона, кого ж ещё?
— Не видел, — ответил Ллойд.
— Ну, если увидишь, скажи ему, чтобы перестал страдать хернёй с этими чёртовыми украшениями. Гирлянды болтаются, а волхвы до сих пор стоят в гараже! У него уже совсем мозги набекрень! — Если так, то не у него одного, подумал Ллойд. — Я передам, если увижу его.
Эмили пугающе опасно нависла над перилами.
— Какая у тебя красивая собака! Напомни, как её зовут?
— Лори, — ответил Ллойд, как отвечал много раз до этого.
— Ох, сука, сука, сука! — воскликнула Эвелин с каким-то шекспировским пылом, а затем захихикала. — И скажи ему, что я только вздохну с облегчением, когда это проклятое Рождество останется позади!
Эвелин выпрямилась (слава Богу; Ллойд не думал, что сумел бы подхватить её в случае падения) и вернулась в дом. Лори поднялась на ноги и потрусила дальше по дощатому настилу, повернув мордочку в сторону запахов, доносящихся из «Фиш Хауса». Ллойд повернул голову вместе с ней, предвкушая кусок запечённого лосося на подушечке из риса. Жаренная еда перестала ему нравиться.
Канал был извилистым, и Шестимильная тропа извивалась вместе с ним, лениво поворачивая то в одну, то в другую сторону, огибая заросший берег. Где-то местами
