— Разве не ваши собственные слова, что вы приехали сюда с целью изучать Монастырище, как исторический памятник?
— Мои, — ничуть не смутилась Татьяна.
Она извлекла из пачки председателя сигарету и уж очень спокойно ее подкурила.
— Может, я по своей провинциальности чего-нибудь недопонимаю, но само слово "изучать" мне больно слышать. Знаете, не так давно, лет двадцать назад, я тогда был секретарем райкома, приезжали ко мне историки из Киева. Сказали, будут изучать курганы, мы их казачьими могилами называли, гордились ими… Теперь от курганов и следа не осталось… Не знаю, нашли что-нибудь изыскатели или нет, нам тогда не очень докладывали, но курганов, как и не бывало. Все тракторами разровняли… Ровная степь осталась… А ведь еще деды наши о них легенды рассказывали. А что после всего я внукам расскажу?
— Знаете, Андрей Павлович, ведь я с вами полностью согласна. Более того, убеждена, что те сокровища, которые могут храниться в курганах, ничего не стоят по сравнению с памятью, которую они хранят о нашей истории. Современные археологи, к сожалению, ничем не отличаются от авантюристов прошлых времен. Разве что действуют более цинично… Если раньше золотоискатели ограничивались шурфом и не нарушали целостности архитектуры, после нынешних исследователей не остается ничего. И главная беда проистекает, отчасти, от нашей бедности…
— Если нет средств, разве нельзя подождать?
Таня пренебрежительно хмыкнула. Она оседлала любимого конька, и я приготовился выслушать еще одну лекцию, наподобие той, с которой и началось наше знакомство.
К счастью, на этот раз обошлось малой кровью.
— Жизнь у каждого лишь одна, а любой ученый мечтает оставить о себе неизгладимый след, — философски изрекла девушка. — Курганы же, дают самую благоприятную почву. Практически в каждом из них можно отыскать золотую безделушку. А вклад в науку, несмотря на весь кажущийся прогресс, пока еще, по старинке, оценивается весом драгоценного металла.
— Вот видишь, доченька, а ты меня, старика, ругаешь. Сама все понимаешь. У меня, поверь, душа от всего этого болит…
Андрей Павлович полностью успокоился, только лицо его было грустным, и грусть его казалась искренней.
Некоторое время мы молчали, затем, словно бы желая заполнить неловкую паузу, председатель потянулся за бутылкой.
Странно, несмотря на незаслуженные упреки, высказанные в мой адрес, сидевший напротив, пожилой человек все больше мне нравился.
— Мне ведь почему так больно и обидно, — когда выпили, продолжил Андрей Павлович. — Монастырище для нас, местных, то же святилище, каким оно, как вы говорите, возможно, было для наших предков. Еще моя прабабушка рассказывала, как там собирались жители окрестных сел на Ивана Купала, другие праздники, устраивали игрища… Ни одна свадьба не обходилась без того, чтобы молодожены не побывали на Монастырище… Может это и не храм, в прямом значении слова, но место свято для нас памятью об ушедших. К сожалению, не все, что передается предками, воспринимается молодежью. Многое забыто, легенды, которые передавались из уст в уста, сейчас мало кого интересуют… Время, наверное, такое нехорошее… Но для старшего поколения место по-прежнему дорого и свято. Поэтому всякое вторжение чужаков воспринимается ревностно, как посягательство на родное, дорогое душе, сердцу… Возможно, от таких посещений само место утрачивает частицу своей святости…
— Если человек приходит с чистой душой и чистыми помыслами, он не может навредить. Наоборот, положительной энергетикой он подзаряжает святилище, добавляет ему чудодейственную силу… — возразил я.
— Так — если с чистой совестью. А какая может быть чистая совесть у журналиста, который спит и видит, как в тихом святом месте толпами бродят глупые стада туристов, или у ученого-историка, которому не терпится схватиться за лопату и ломик, дабы посмотреть, что находится внутри?…
— Вы снова утрируете, Андрей Павлович. Понятие "исследовать" имеет разные значения. Я, например, не собираюсь ничего раскапывать, просто хочу посмотреть…
— Просто посмотреть? Зачем же вы тогда подсовываете мне эту бумажку? — он брезгливо отодвинул от себя "Открытый лист", который Татьяна накануне ему предъявила. — Посмотреть можно и так, без бумажки. Не в моей власти выставлять кордоны и не пускать желающих глядеть на то, что их интересует…
— Оно то, конечно, так, — мило улыбнулась Татьяна. — Только я человек законопослушный. Хочу, чтобы все было правильно. Тем более что в дальнейшем мне эта бумажка понадобится при составлении отчета…
— Разве что… — оттаял председатель. — И что же от меня в данном случае требуется?
— Ничего особенного. Только заверить документ печатью сельсовета.
— Всего делов то?
Андрей Павлович снова, как по мановению волшебной палочки, превратился в радушного хозяина, и с его лица не сходила добродушная улыбка. Может, его убедили слова о чистоте наших помыслов, а может, излив, накипевшее в душе, он понял, что словами в данном случае ничего не изменишь. А коли так, долг свой он исполнил, и, как говорится, стравив пар, покатился по течению.
Но, мне кажется, все-таки, поверил…
Печать, как и водится, находилась при нем, где-то в глубине дома.
Председатель долго дышал на круглую резинку, после чего, со знанием дела хлопнул ею по листу, достал ручку, размашисто расписался…
— Что ж, успехов вам… — пожелал он, и мы, считая визит завершенным, поднялись со стульев.
Как оказалось, рановато.
— Спешите, гости дорогие. Не по-христиански. Третью положено выпить. Да и на посошок…
Он снова наполнил рюмки, мы легко их соприкоснули и уже готовы были выпить, когда снаружи раздался шум подъехавшего автомобиля. Хлопнула калитка, жалобно затявкала собака, и на террасу ввалился мой старый знакомый — самый крутой в округе фермер Федор Андреевич…
Не знаю, как выглядел после ночного побоища я, но Федя — неважно. Правый его глаз основательно заплыл, оставив для обзора лишь небольшую щелочку, небритое лицо было в ссадинах и царапинах. Зрелище — не для слабонервных. Как говорит одна моя знакомая, можно в фильмах ужасов без грима сниматься. Ко всему следует также добавить недоумение, отразившееся на его физиономии и застывшее на ней, словно маска. Он не рассчитывал увидеть меня здесь, да еще в такой благодушной обстановке.
— Явился, не запылился…
Андрей Павлович отложил рюмку и пристально посмотрел на сына.
— Где же ты шлялся всю ночь?
Федя проворчал нечто невразумительное и попытался прошмыгнуть в дверь. Андрей Павлович решительно преградил ему дорогу. Судя по разыгравшейся на наших глазах сцене, проблема отцов и детей во, внешне благополучной, семье была весьма актуальной.
