Темнота - Роман Лукьянов

Усталые от постоянной беготни, дети переключились на запуск бумажных корабликов, брошенные в центр кипучего потока и тут же подхваченные стремительным течением, те неслись вдоль бордюров, отдавшись во власть безудержной стихии, они мчались на всех парах вперед, то прямиком в канализационные сливы, то застревали в песочных дюнах, вставали на мель и замирали в окружении бурных вод уличной реки.

Это было увлекательное зрелище.

Джек каждый раз сжимал кулаки и вытягивался в струнку, когда тот или иной кораблик был на волосок от катастрофы.

Вместе с ними, словно призрак, под холодным дождем и шквальным ветром, он бегал по улице и громко смеялся.

Лишь там он мог забыть о том, что случилось с его отцом и матерью.

Что все это ушло.

Ушло навсегда…

Джек проснулся.

Руки онемели от тяжести головы. А та в свою очередь слегка трещала, словно ее встряхнули, как погремушку.

Уставший он встал с кресла и посмотрел в окно.

Дождь по-прежнему со всею силою и неистовством обрушивался на уже размокшую землю.

Только вот детей как ни бывало

Улица была той самой, какой Джек видел ее последнее время – мрачная, пустая, словно здесь никто не жил.

Куда они все запропастились? И сколько интересно я спал?

От того, что все небо было покрыто черными тучами, было сложно сказать, сейчас день или уже вечер.

Джека не покидало чувство, что во сне он потерял нечто важное.

Он пытался вспомнить, но не смог. В голове один туман.

Тут же, как из громкоговорителя, раздался голос матери – Если тебе нечего делать – приберись на чердаке.

Джек знал, что лучше не сердить маму. Она точно проверит, выполнил ли он ее поручение.

Если нет…

Он даже не хотел представлять, что она могла сделать.

Темный чердак. Ужасный чердак. Вся эта паутина. Но так сказала мама.

Джек не мог ей перечить.

Что если она?…

Старый чердак. Там его ручки, там его ножки, когти, клыки, там он кушает маленьких деток, там он проглатывает их целиком, будто те виноградинки, только их крики доносятся из этой чудовищной пасти.

Сердце бешено колотится.

Начинает ныть в животе. Джеку страшно, но он должен выполнить то, что приказала мама.

Он идет на чердак.

Джек вышел в коридор, робко огляделся.

Пугающий мрак обступил мальчика со всех сторон, руки его тянулись к нему лишь с одним желанием – утащить куда подальше.

Он щелкнул выключатель.

Комната по-прежнему осталась во власти цепкого мрака.

Лампочка перегорела. Отец так и не поменял на новую. Не успел.

Джек прямо двинулся на тьму своей детской грудью. Свет сюда почти не проникал. Поэтому приходилось двигаться по памяти.

В голове он представил высокие стены, лестницу и дверь на чердак.

Все было рядом и далеко одновременно.

Сделав несколько шагов, Джек прислушался.

Будто тикают часы.

Но часы давно были сломаны. Хоть и казалось по ночам, что они вновь идут.

Он подошел поближе,

Кукушка, застыв на месте, настороженно выглядывала из деревянной избушки. Джек потрогал ее рукой.

На месте.

Он приложил ухо к холодному корпусу и на секунду замер.

Тихо.

Наверное, показалось. Тут вечно что-то скрипит или тикает.

Механизм внутри замер и вряд ли уже когда-то вновь заработает. Отец хотел выбросить часы на свалку, но почему-то передумал.

Отойдя от кукушки, Джек двинулся прямиком в сторону лестницы – медленно, шаг за шагом.

Время от времени, он замирал и напряженно прислушивался – не зовет ли его мама, но в ответ слышал лишь громкий бой дождя и то, как ходуном ходят стены.

Оставалось совсем чуть-чуть.

Джек ярко чувствовал, что перед ним, словно колосс из гранита, возвышается скрюченная от тяжести времени, вся в заплатах и дырках, старая лестница.

Только протяни руку – и нет руки. Только ножкой топни – и нет ноги. Надо идти дальше. Чего ты встал, как истукан.

После минутного замешательства Джек двинулся дальше – тут же напоролся на нижнюю ступень.

Не желая долго стоять в темноте, он начал свое восхождение.

Проделывал он это также медленно и методично.

Он крепко вцепился в перила и до самого верха их не отступал.

Каждая вторая половица раздирала тишину пронзительным, пробирающим до мурашек скрипом.

Иногда казалось, что скрипит сразу две половицы.

Тогда мальчику было особенно страшно.

Это только так кажется. Думай об улице и тех веселых детях.

Джек настойчиво себя успокаивал и шел дальше.

От лестницы пахло сыростью и гнилью: так пахнут старые церквушки затерянные среди вересковых полей, одинокие и тоскливые, так пахнут склепы, стиснутые каштанами и туманной дымкой.

Джек скривился, сжался, он хотел стать маленьким камешком, упасть холодным тельцем на промозглые доски и больше никогда не вставать.

Нужно идти дальше.

И он шел.

Наконец, он достиг самого верха.

Джек толкнул дверь на чердак и та с каким-то тяжелым, взбалтывающим все нутро, скрипом отворилась внутрь.

Джек, ничего не видя под ногами, вошел.

Наверху было совсем темно, потоки холодного ветра свободно ходили вперед-назад.

Даже в свитере Джеку было прохладно.

Его руки, как два отдельных существа, настойчиво лазали по стене в поисках выключателя.

Наконец он нашел его и со всею силой надавил на спасательную кнопку.

Тусклый свет облакам расплылся по заставленному всяким мусором чердаку. Джек с облегчением выдохнул.

Воздух, полный пыли, казался тяжелым и напоминал ему древние усыпальницы. Джеку представлялось, будто он спустился в давно занесенную толстым слоем песка гробницу фараона. Только вместо сосудов с маслом и благовониями, золотом и драгоценными камнями, чердак был полон всевозможных ящиков и мешков.

Интересно, что в них хранится.

Во всем доме Джек не наткнулся ни на одну игрушку или просто забавную вещицу. Все либо выкинули в первый день, либо растащили бродяги, когда дом пустовал.

Лишь одна мысль грела Джеку душу:

Все это мое. И я могу здесь рыться часами. Вдруг найду нечто увлекательное. Должно же было хоть что-то остаться.

Волшебная дымка растворилась.

С прежней четкостью проступили сырость, прогнившие доски, горы коробок, покрывшиеся плесенью банки из-под краски и сваленные в кучу мешки.

Божественные ароматы ладана сменила затхлость старого чердака.

Казалось, это место пустовало уже очень давно.

Джек медленно крутился на месте, пытаясь в голове воссоздать карту брошенного во власть пауков чердака, и краешком глаза цеплялся за все, что может показаться интересным.

Поручение мамы было отодвинуто за горы сваленных в кучу пожелтевших от сырости газетных подвязок.

Нет никакой возможности здесь прибраться. Лучше