«Ты не связан с ней.
Ты больше не принадлежишь ей».
Под спокойный, монотонный голос врача в сознании Оливера начали возникать картины. Пятилетняя Шайлер, застенчивая и молчаливая. Девятилетняя Шайлер, любящая поддразнить и обидчивая. Пятнадцатилетняя Шайлер, прекрасная и спокойная. Гостиница «Мерсер». Бессвязное бормотание и неловкость. А затем — ее детская спальня, где все и произошло. Ее сладкий запах, ее любимые духи — жасмин и жимолость. Острота ее клыков, пронзающих кожу.
Оливер чувствовал влагу на щеках. Он плакал. Это было чересчур. Шайлер была повсюду, в каждом уголке его души, в его крови. Она была необходима ему, как кожа. Он не мог порвать с ней.
Что он делает? Он здесь чужой. Это нарушение кодекса. Если в Хранилище узнают, его вышвырнут с работы. Это опозорит его семью и загубит их репутацию. Оливер не мог вспомнить, почему он вообще сюда пришел. Он запаниковал и принялся искать способ выбраться, но врач продолжал бубнить, вколачивая принуждение в его мозг:
«Ты больше не ее фамильяр.
Ты — никто».
Нет. Нет! Это неправда! Оливер чувствовал себя ужасно. Он впал в замешательство. Он не хотел расставаться со своей любовью к Шайлер. Невзирая на то что любовь эта причиняла ему такую боль, что он не мог больше ни спать, ни есть. Он хотел сохранить эти воспоминания. Его шестнадцатый день рождения, когда Шайлер нарисовала его портрет и купила ему торт-мороженое, украшенный двумя сердечками. Нет! Он должен сохранить их… Он должен… Он должен… Он может расстаться с ними. Он может послушаться этого приятного спокойного голоса и расстаться с ними. Пусть они уходят.
Он ничей.
Он — никто.
Кошмар закончился.
Когда Оливер пришел в себя, он обнаружил, что над ним склонились несколько врачей. Кто- то — Оливер не понял, кто именно, — произнес:
— Результаты анализов готовы. Все чисто. Ставьте его в строй.
Несколько минут спустя Оливер уже стоял в вестибюле среди группы молодых фамильяров. Его пошатывало. У него болела голова, и он не мог вспомнить ни что он здесь делает, ни зачем сюда пришел. Но у него не оказалось времени, чтобы поразмыслить над этим или разобраться в своих спутанных мыслях, потому что занавески внезапно раздвинулись и в комнату вошла красавица вампир.
— Bonsoir, — приветствовала она их по-французски.
Женщина была высокой, словно фотомодель, и держалась с царственной величавостью. Она была из европейского клана — Оливер определил это по ее безукоризненно сшитой дорожной одежде и обворожительному французскому акцепту. Следом за женщиной вошел ее суженый. Он был высоким, худощавым, с пышной копной темных волос и с томным выражением лица. Эта пара напоминала двух холеных кошек — оба поджарые, черноглазые, в черных водолазках; оба с сигаретами «Голуаз».
— Ты, — промурлыкала женщина, указав на Оливера. — Пойдем со мной.
Ее партнер выбрал девочку-подростка, казавшуюся заторможенной, и два человека последовали за вампирской парой в одну из шикарных комнат на верхнем этаже. Большинство помещений в доме крови было обставлено до предела небрежно; комнаты разделяли лишь тонкие занавески вместо стен. А здесь была сплошная роскошь, как в номере люкс пятизвездочного отеля: просторное помещение, дорогое, отороченное мехом покрывало на огромной кровати, зеркала в позолоченных рамах и мебель в стиле барокко.
Мужчина-вампир уложил девушку на кровать, стянул с нее платье и тут же принялся пить. Оливер смотрел на это, но ничего не понимал. Он не осознавал толком, что делает в этой комнате, — знал лишь, что его избрали и его хотят.
— Вина? — поинтересовалась у него женщина-вампир, доставая из застекленного бара хрустальный графин.
— Спасибо, я в порядке.
— Расслабься, я не кусаюсь, — Женщина рассмеялась. — Во всяком случае, пока.
Она неспешно отпила из своего бокала, глядя, как ее суженый опустошает девушку.
— Выглядит отменно.
Она отложила сигарету, затушив ее о персидский ковер; в ковре осталась коричневая дырочка.
— Теперь моя очередь, — произнесла женщина, толкая Оливера в антикварное кресло.
Вампирша оседлала юношу и поцеловала в шею. От нее пахло какими-то тяжелыми, маслянистыми духами, а ее кожа напоминала пергамент. Женщина была вовсе не настолько молода, как казалось на первый взгляд.
— Сюда, пожалуйста, — произнесла она, разворачиваясь, — Ему нравится смотреть.
Оливер увидел, что мужчина-вампир приподнялся на локте и похотливо улыбается, а нагая девушка лежит без сознания. Оливер не вздрогнул. Теперь он вспомнил, зачем пришел сюда.
Эта женщина, вампир, избрала его. Как только она погрузит клыки в его шею, он получит все, чего желал… Он испытает священное целование снова…Его тело жаждало этого… Он так этого хотел…
Юноша закрыл глаза.
Дыхание женщины было жарким. От нее пахло сигаретами. Это было все равно что целовать пепельницу, и едкий запах испортил весь момент.
«Что бы ты ни собрался сделать — не делай этого. Потому что не поможет».
Юноша моргнул и увидел склонившееся над ним нежное, доброе лицо. Кто она такая? Ах да, Фрейя. Она беспокоилась о нем. Фрейя была такой красивой, куда более красивой, чем эта вампирша с ее созданной косметологом внешностью — жалкий фасад, скрывающий отвратительную сущность. Фрейя сияла ослепительным белым светом. Глаза ее сверкали. Она сказала ему не делать этого.
Что он делает? Почему он здесь?
Потом юноша вспомнил. Дом крови. Стоп. Что он натворил? Он может жить с печалью утраты. Он может жить, тоскуя по… по кому он тоскует? Он не мог вспомнить… но затем воспоминания хлынули потоком. Он словно бы пробудился. Он снова чувствовал себя живым. Он может жить с болью. Но он никогда не простит себя за то, что сделал это. Не сможет простить. Не должен. Он никогда не забудет… Шайлер… Шайлер.
Фрейя.
Шайлер.
Вампирша укусила его в шею и рухнула с криком. Лицо ее исказилось от кислоты в его крови. — Яд! Яд! Он все еще отмечен! Оливер пулей вылетел из комнаты.
Было уже почти четыре утра, когда Оливер вернулся в «Праздник». Фрейя стояла за стойкой бара, постукивая ножом по бокалу для коктейля.
— Последний заказ! Эй, все — последний заказ!
Увидев Оливера, девушка улыбнулась.
— Ты вернулся! — Потом она внимательно присмотрелась к нему. — Ты этого не сделал.
— Нет… Но почти сделал.
Оливер больше не удивлялся, откуда она знает, где он был или что собирался сделать.
— Я этого не сделал потому, что думал о тебе.
