О Боже, нет! Неужели что-то случилось?
Кэл неистово продирался сквозь кустарник, зацепился манжетом за сучок и порвал его. Ветка спружинила и хлестнула его по щеке.
Затем он вырвался на поляну, покрытую пожухлой и вытоптанной травой, размером примерно с теннисный корт. Поляна была почти полностью окружена зеленью, хотя с одной стороны кустарник был пореже и смятые кусты отмечали место, через которое па поляну въехала патрульная машина, стоявшая прямо перед Кэлом.
За машиной были видны двое полицейских и несколько зевак — их внимание было приковано к чему-то лежащему на земле.
Кэл бросился вперед, обежал вокруг машины — и чуть не врезался прямо в Криса, стоявшего чуть поодаль от толпы. Гнев и облегчение одновременно нахлынули на Кэла, с его губ уже готовы были сорваться ругательства. Но когда он протянул руку, чтобы схватить Криса за плечо, его глазам открылось место, вокруг которого собралась толпа.
Его рука застыла в воздухе, а слова застряли в горле.
На куче зеленых веток лежали трупы нескольких животных. Самый крупный из них, козел с угольно-черной шерстью, был обезглавлен, а его отрезанная голова торчала на невысоком шесте, воткнутом в землю посреди кучи веток. Вокруг основания шеста валялись другие мертвые животные: две большие черепахи, серый кот и белый петух. Все они были умерщвлены тем же способом, что и козел, но их головы валялись на земле.
Кэл сжался от ужаса при виде этого зрелища. Полчища муравьев кишели на застывших трупах животных и на маленьком кровавом холмике, который, как вдруг понял Кэл, состоял из внутренностей козла. На жарком послеполуденном июньском солнце смрад разложения уже начал отравлять воздух.
Один из полицейских отошел к багажнику патрульной машины, достал металлические стойки и кусок веревки и теперь был занят установкой ограждения вокруг места происшествия. Второй полицейский стоял за открытой дверцей машины, держа в руке микрофон автомобильной рации.
— Да-да, та же самая идиотская чертовщина, — говорил он в микрофон. — На этот раз с козлом.
Громкое бульканье, которое невозможно было разобрать даже в непосредственной близости от машины, раздалось в ответ из динамика автомобильной рации.
— Нет, сержант, этому дерьму уже несколько часов, — сказал полицейский. — Два паренька нашли это примерно пятнадцать-двадцать минут назад. — Он взглянул на двух стоящих поблизости подростков, держащих в руках ракетки и нервно переминающихся с ноги на ногу. — Да, я это сделаю. Вы сами вызовете сюда уборщиков? — Динамик снова издал скрежещущие звуки. Полицейский выслушал их и бросил микрофон на сиденье машины. Затем, вытащив из кармана блокнот, отозвал подростков с ракетками в сторонку и начал записывать их показания.
— Пойдем, Орех, — позвал Кэл, тронув сына за плечо. — Мы видели достаточно.
Зрелище зарезанных животных могло лишь расстроить ребенка, и Кэлу не терпелось увести сына прочь.
— Подожди, папа, — ответил он, не поворачивая головы.
Кэл не знал, что делать. Настаивать? Увести его силой? Это лишь придало бы происшествию ненужную значимость. Пока Крис не проявляет признаков нервозности или отвращения, может быть, лучше позволить ему удовлетворить свое любопытство?
Настроение зевак — закаленных наблюдателей уличных происшествий — стало шутливым и насмешливым, когда шок начал проходить.
— Не слабый, наверно, был пикничок, — сказал загорелый мужчина, подойдя к Кэлу сзади — Я уже несколько лет говорю, что в парке должны быть установлены жаровни для мяса.
— Как вы думаете, что здесь было? — спросила маленькая несимпатичная женщина, державшая на поводке маленькую несимпатичную собачонку.
— Заседание комитета по выработке проекта государственного бюджета, наверное, — ответил ей седовласый старик, куривший трубку.
Полицейский у ограждения повернулся к толпе, взмахами рук над головой предлагая всем разойтись.
— Ну, давайте покончим с этим, — сказал он. — Представление окончено. — Однако люди упрямо продолжали стоять, и он повысил голос: — Ну-ну, граждане, день такой чудесный! У вас наверняка найдутся более приятные занятия, чем пялиться на эту помойку!
Зеваки начали расходиться.
— Вот и все, Крис, — Кэл осторожно положил руку на плечо сына.
Крис высвободился и подошел к полицейскому.
— Зачем это сделали? — спросил он.
— Делай со мной, сынок, что хочешь, — не знаю, — ответил тот и направился к своему напарнику.
И тогда откуда-то сзади Кэл услышал голос, произнесший очень тихо:
— Для богов…
Кэл обернулся. Худощавый человек с шоколадного цвета кожей, одетый в черные брюки и простую белую рубашку, похожий на отдыхающего официанта, стоял в одиночестве: прочие зеваки разошлись.
— Это было сделано для богов, — повторил этот человек, как бы отвечая на вопрос Криса, но он говорил слишком тихо, чтобы Крис мог его услышать, — Comprende, señor?[1] — Он криво улыбнулся Кэлу, не размыкая губ, и пошел прочь.
Кэл провожал незнакомца пристальным взглядом, пока тот не скрылся за деревьями. «Да, — подумала он, — это, вероятно, так и есть — какое-то ритуальное убийство. В наши дни полно безумных культов».
Он обернулся и увидел, что Крис нырнул под ограждение и ползал на четвереньках вокруг мертвых животных, чтобы рассмотреть все получше.
— Кристофер! — строгим голосом позвал Кэл. — Хватит! Пойдем отсюда!
Крис обернулся, глядя на отца широко открытыми глазами, моргнул, но не выказал никакого сопротивления. Он свернул пополам свой пакет с «наконечниками стрел», засунул его в карман и послушно протянул Кэлу руку.
Возвращаясь на аллею, Кэл ожидал вопросов и продумывал ответы, которые могли бы удовлетворить вечное детское «почему?».
Должен ли он хотя бы попытаться объяснить, что такое культ? Крису приходилось видеть во время экспедиций достаточно подлинных ритуалов, и уразуметь что-то он вполне мог. Но это значило бы, что он слишком серьезно относится к этой разновидности аномального поведения.
Но никаких объяснений и не потребовалось. Крис больше не вспоминал об этой дикой сцене, не задал ни одного вопроса на эту тему. Ни за оставшуюся часть дня, ни во время долгой поездки автобусом домой к Кэт.
Ни одного вопроса.
Кэтрин Клей было двадцать четыре года, когда она отплыла из Нью-Йорка на грузовом пароходе, отправлявшемся на острова Токелау, расположенные в южной части Тихого океана. На фотографиях, сделанных ее друзьями перед этим путешествием, запечатлена молодая женщина с вьющимися волосами, одетая в брюки цвета хаки, улыбка которой кажется одновременно застенчивой и решительной. Америка была парализована Великой депрессией, но аспирантка третьего года обучения из Седалии, штат Миссури, вооруженная лишь коробкой чистых записных книжек и неукротимым любопытством, имела лишь одну цель: пожить в одном из самых изолированных и примитивных обществ на Земле и вернуться обратно с новым взглядом на то, как живут люди. Никто до этого не делал подобной попытки, и у Кэт не было ни карт, ни путеводителей, ни специальных журналов, которые могли бы подсказать ей, где ей следует искать и что она может найти.
