Что случилось с нашим обществом, если мы позволяем размножаться подобным отбросам?
Они входили к нему один за другим. Мужчина, освободившийся по УДО только месяц назад, имевший по всему городу шесть детей от шести разных женщин, нигде не работавший и явно избегавший платить алименты. Парочка получателей социальной помощи в третьем поколении, уже имевшая двоих детей, бессовестно обсуждавшая рождение еще одного ребенка ради получения большего пособия. Мать-одиночка, чья мать растила трех ее детей, пока та шаталась по ночным клубам. И отец-одиночка, пытавшийся получить инвалидность, скакавший с одной работы на другую, жаловавшийся на все, от волчанки и хронической усталости до синдрома дефицита внимания. Тодду хотелось стерилизовать их всех.
Ему даже не хотелось спрашивать их об этом. Он мечтал о кнопке, нажимая на которую, можно было вызывать санитаров, которые привязывали бы их к стульям, а сам он стерилизовал бы их и кастрировал, как кошек. Интересно, принял бы кто-нибудь из них его предложение? Он решил, что нужно попробовать, чтобы выяснить это. С толстухой ему повезло. Но лучше не торопить удачу.
Тодд выполнял обычные процедуры, назначая им собеседования для устройства на работу, на которые, как он знал, они не пойдут, рекомендуя им торговые училища, к которым они проявляли еще меньший интерес, выдавая им брошюры о безопасном сексе и программах реабилитации наркоманов, пока они сидели со скучающим видом и с нетерпением ждали, когда им дадут заполнить документы для получения очередного чека. Его утренний успех с толстухой начинал уже стираться из памяти. Конечно же, было еще много честных трудолюбивых пар, которые были уволены по сокращению, либо увидели, что их платежи по кредиту удвоились из-за плавающей процентной ставки, либо просто переживали тяжелые времена. Такие обращались за материальным пособием раз в год. Но 40 % людей, приходивших в его офис, никогда не искали работу. Три четверти от оставшихся 60 % находили работу только чтобы снова ее потерять. Это напоминало бесконечную карусель, видеть их входящими и выходящими, из года в год.
Когда последние за этот день клиенты вошли в его кабинку, Тодд уже не мог контролировать себя. Он просто надеялся, что ему с ними повезет также, как с той толстухой.
- Входите. Присаживайтесь.
Он окинул их взглядом, и по нервным, дерганым движениям и потрепанному внешнему виду сразу все понял, даже не открыв их дело.
И он, и она были наркоманами, сидевшими на крэке, и он, и она занимались проституцией. Они ждали своего первого ребенка. Иногда казалось, будто каждый получатель пособия, приходивший в его офис, был либо беременным, либо с младенцем на руках. Чем меньше они были образованы, тем хреновей была их жизнь, и тем большую способность к размножению они проявляли. Одно это убеждало Тодда, что он делает правое дело.
- Какой у вас срок?
Женщина прищурилась. Ее глаза медленно сместились влево, в сторону от него, будто она что-то разглядывала в темноте. Она откинула назад немытые, жирные светлые волосы, явив усеянное оспинами и струпьями лицо, некоторые были расчесаны до крови. Ее глаза сместились вправо, снова миновав его, потом двинулись в противоположном направлении, пока, наконец, не зафикировались на лице Тодда. Она улыбнулась, обнажив черные от кариеса зубы и гноящиеся кратеры, там где зубы давно сгнили, или были выбиты каким-нибудь гопником. Облизнула потрескавшиеся губы и почесала кровоточащие струпья на руках.
- Ч-что?
- Сука, он спросил, сколько месяцев ты уже беременна.
Мужчина, который пришел с ней, и которого Тодд счел ее мужем, схватил женщину за руку и встряхнул.
Ее глаза на секунду сфокусировались, и она неловко улыбнулась. Мужчина закатил глаза и усмехнулся. Из уголка ее рта вытекла капля слюны, которую она вытерла тыльной стороной руки, и той же рукой вытерла нос.
- А. У меня пять месяцев.
Она снова улыбнулась и завращала глазами в разные стороны, будто снова потеряла его из поля зрения. Когда она протянула ему через стол заявку на получение пособия, Тодд уловил дуновение от ее дыхания и сморщил нос. Пахло канализацией. На ней был короткий топ без бюстгальтера. Груди маленькие и обвисшие. Соски торчали сквозь ткань топа. Голый живот выпирал над мини-юбкой, спущенной на бедра так низко, что было видно волосы на лобке. На животе у нее была татуировка в виде бабочки и пирсинг на пупке. Тощую лодыжку обвивала черная «племенная» наколка.
- Какие вы наркотики употребляете?
- Мужик, пошел на хер! Мы тебе не наркоманы! Мы не собираемся отвечать на твои сраные вопросы.
Тодд окинул взглядом мужа женщины. Его налитые кровью глаза слезились. Он почесывался и дрожал, как и она. Только вместо щербатой улыбки, его лицо кривилось в пренебрежительной усмешке. Его мятая футболка была заляпана кровью и чем-то типа блевотины. Она была на два размера больше, как и его мешковатые джинсы, висящие на костлявых бедрах. Выкрашенные в черный цвет волосы собраны на затылке в колючий пучок. В уголке левого глаза наколка в виде слезы, и пирсинг в правой брови и губе. Шею опоясывало выколотое лого «Металлики», с размером букв в два дюйма, правую руку обвивал татуированный дракон, исчезавший где-то под рукавом футболки.
Тодд улыбнулся.
- Если вам нужен хоть цент государственных денег, то сядьте, закройте хлебальники и отвечайте только на мои вопросы.
- Хер тебе! Ты не можешь с нами так разговаривать.
- Детка! Нам нужны деньги, так что сядь.
Тодд тепло улыбнулся.
- Итак, что принимаете?
- Хм… ну… мы оба принимаем крэк, метамфетамин, и иногда героин, если удается раздобыть.
Тодд перевел взгляд с нее на ее мужа. Тот смотрел в сторону.
- Да, то что она назвала и… и я еще иногда принимаю «пыль», то есть, Пи-Си-Пи.
- Как вас зовут?
- Меня — Николен Де Марко, а моего мужа — Майкл.
- Сколько вам лет?
- Мне 22, а Майклу 25. Мы хотим получить пособие. Мы ждем второго ребенка.
- А что случилось с первым?
- Он родился умственно отсталым и с больным сердцем. Мы не могли себе позволить заботиться о нем, так что пришлось отдать его на усыновление.
- А теперь у вас будет еще один?
- Да, но не волнуйтесь. Мы оба собираемся «завязать» до того, как он родится. Майкл хочет уже быстрее найти работу. Мы будем хорошими родителями.
Тодд покачал головой.
- Нет. Вы не будете хорошими родителями, и вы не «завяжете».
- Пошел на хер, мужик! Ты же нас ни хрена не знаешь!
Тодд наклонился вперед и уставился прямо в глаза юной наркоманке.
- Ты действительно веришь в это? Ты действительно думаешь, что я никогда раньше не слышал подобную историю? Я даже знаю, в отличие от тебя, чем она кончится. Хочешь ее услышать? Ты получишь чек на пособия, если я буду достаточно туп, чтобы дать его тебе. Ты будешь ширяться или нюхать свою дрянь, пока у тебя не случиться выкидыш. Либо ты родишь еще одного дефективного ребенка, потому что его мамаше было на него насрать, и она не могла девять месяцев продержаться без дури. Этого ребенка ты тоже отдашь на усыновление, потому что глубоко внутри знаешь, что из вас получатся дерьмовые родители. А если каким-то чудом ваш ребенок родится лишь с тяжелым случаем абстинентного синдрома, вы заберете его в свой гадюшник, где сейчас живете, и будете кормить его и менять подгузники только тогда, когда будете достаточно трезвы, чтобы помнить об этом. И если он выживет после рецидивирующей инфекции от сильной опрелости, недоедания, плохого ухода, и физического насилия, которому вы, несомненно, будете подвергать его, когда он своим плачем будет ломать вам кайф, это уже будет чудо. Но когда вы в конечном счете потеряете квартиру, либо вас выгонят из дома, в котором вы ночуете, а так как правительство не может дать вам чек без адреса, по которому он будет отправлен, вы снова окажетесь на улице, где оба будете торговать своими задницами за дозу крэка. Потом какой-нибудь педофил предложит вам деньги за несколько часов с вашим ребенком, и вы продадите и его задницу.
