В тот вечер Соня смотрела на часы и нервничала. Скоро придёт Илья и скажет: «Почему у тебя Миша не спит? Какого чёрта ты целый день торчишь дома и не можешь уложить дитя вовремя?» Стиснув зубы, садилась рядом, при свете ночника держала Шушку за ручку, мурлыкала колыбельную. Детская лапка вздрагивала.
— Мам, смотри! Бегают!
— Кто, родненький? Спи. Никто не бегает.
— Вот же! На потолке!
На потолке ничего не было, кроме светлого круга — и, в нём, перекрещивающихся теней от абажура ночника. Соня терпеливо вздыхала — и начинала вслух припоминать какую-нибудь сказку.
— Мам, вон! Вон там!
Мягкая, влажная от пота ручка дёрнулась в её руке — и Сонино тело прошило током высокого напряжения. Тень хвоста! Теневой хвост — тонкий, гибкий, с торчащими щетинками. Она его увидела! На стене — мелькнул от двери к детской кроватке и втянулся под плинтус.
При том, что никакой зверь, который мог обладать таким хвостом, не пробегал между стеной и источником света. Одна лишь тень…
Зверь слишком быстрый — и потому незаметный?
— У нас в доме крысы, — тем же вечером сказала Соня Илье.
— Какие крысы? Откуда? У нас постоянно всё дезинфицируется.
В крыс Илья тоже не поверил. Как и в то, что страхи сына связаны с квартирой. И в судьбу, которая свела их с тайными, ей одной ведомыми целями…
Но с того вечера Соня ещё не однажды видела призрачные хвосты. И никогда больше не оставляла Шушку одного ночью.
Когда муж приходит с работы, жена не должна накидываться на него с разговорами: муж устал и проголодался, добывая деньги для семьи. Первым делом его следует накормить — и уж потом, если он он пожелает, вести с ним необременительную беседу.
Соня не помнит, из какого женского журнала она вычитала этот совет — наверное, ценный, но сегодня она не намерена ему следовать. В фарфоре и мельхиоре отражаются радужные стекляшки люстры, в тарелках приветливо пестреет вкусная и здоровая пища, приготовленная руками Полинары, Илья основательно расположился за столом — и тут жена перебивает ему аппетит вопросом:
— Илюша, ты где собираешься лечиться?
— Лечиться? О чём ты, Соня? Со мной всё в порядке. — Илья, подцепив специальной ложкой с зубчиками чесночную котлету, кладёт её перед собой и спокойно отделяет ножом кусочек. Приближенный к треугольному, как водится. Насколько это позволяет пухлая котлетная плоть.
— Илюша, я твоя жена, передо мной незачем стесняться. Если ты пришёл к выводу, что нездоров… сейчас много специалистов… не обязательно ложиться в Кащенко…
Соня скисает, точно оставленное в тепле молоко — по мере того, как родинка на крыле носа Ильи проходит все градации оттенков, от морковного до свекольного.
— Соня, ты что?!
— Илья, это ты — что?! Я прочла твой учебник психических болезней. Глава, где загнута страница. Невроз навязчивых состояний. Илюша, это ведь в точности то, что у тебя!
Мужской удар кулаком по столу. Горка винегрета выплёскивается на скатерть.
— Слушай сюда, ты! Я не знаю, кто загибал эту страницу, но ты — дура! — Илья быстро соображает, что заместитель, раздобывший по просьбе начальника этот учебник, мог загнуть страницу вследствие аналогичного предположения, и свирепеет ещё сильней. — С чего ты взяла, что у меня это… навязчивое…
— Там всё в точности описано! — Соня на всякий случай отъезжает от стола на стуле. — Твои треугольники, твой лишний прибор за столом — это всё называется «ритуалы»…
— Не произноси больше этого слова. — Голос Ильи вдруг становится тихим и холодным, но это грозней, чем крик. — Думал тебя пощадить, но теперь скажу. Я попросил достать учебник из-за тебя. Соня, это ты психбольная. У тебя галлюцинации. Ты видишь крыс, которых нету, и внушаешь эти страхи нашему ребёнку. Он из-за тебя идиотиком растёт.
— Но крысы есть! Это старый дом, здесь водятся крысы. Я их видела!
— Неужели? Я их не вижу, Аполлинария Галактионовна их не видит, одна ты их видишь?
— Вижу! Я и Шушка! Вы с Полинарой говорите громко и вечно топаете, крысы вас боятся. А при нас вылезают…
— Дерьмо из тебя вылезает! Чёрт, на ком я женился! Да ты умственно неполноценная — со своими гаданиями, со своей верой в судьбу! Дурная наследственность…
Из дальней комнаты — истошный Шушкин рёв. Ну вот, разбудили! Соня даже рада, что можно убежать из гостиной, оставив Илью наедине со вкусной и здоровой пищей. И с его малопонятными мыслями…
Плод дурной наследственности не стал закатывать долгих истерик и через пятнадцать минут ровно засопел мокрым носиком. А ещё через полчаса Илья вызвал Соню из её комнаты. В ванную. Вообще-то он собирался таким образом помириться, но, пригибая Соню в неудобную позу и задирая платье, думал о том, что не мешает её как следует наказать. Агрессии подобало воплотиться в желание — но при виде ягодиц супруги, бесцветно-бледных и будничных, желание сдулось, как лопнувший воздушный шарик. Но Илья не собирался отступать. Расстегнув брюки и сдвинув бельё, он поглаживал себя в паху, оттягивал подвижную шкурку… Что значит «не хочу»? Есть такое слово — «надо». Это касается и тела, и бизнеса. Вся вселенная завертится так, как ему надо…
«Дурная наследственность, — оскорблённо повторяла Соня, при каждом толчке сзади больно врезаясь лбом в край раковины. — Неизвестно ещё, у кого она дурная. Вот я съезжу завтра в деревню Заплатино Московской области, которая у тебя, Илья, вписана в паспорт как место рождения, и всё выясню. Родители у тебя нормальные, но может, твой невроз навязчивых состояний передался тебе от бабки или деда. А может, все деревенские Гольцовы — шизофреники…»
Для поездки в деревню с красноречивым названием Заплатино шуба из чернобурых лис не годилась, и Соня надела пальто студенческих лет, которое, из сентиментальности, не выбросила, а прихватила с собой на новую квартиру и в новую жизнь. А может, не из сентиментальности, а для того, чтобы сравнивать: вот каким чучелом ходила без Ильи и какой фотомоделью стала при нём? Вещица из недоброго прошлого похожа на бесформенную, чугунно-тяжёлую, подбитую ватой плащ-палатку. Подол изъеден химикалиями, которыми в зимнее время дворники столицы травят одежду, обувь и собак. На воротнике и по обшлагам — песочный мех линялого летнего койота. Вот вроде и деньги в семье водились, а мама всегда покупала Соне самую унылую одежду, в которой девушка выглядела лет на пятьдесят — назидая при этом, что качественные вещи долго носятся. Вещи были уродские — а Соня убедила себя, что уродство заключено в ней самой… «Может, если бы не это пальто, я бы не выскочила замуж так скоропостижно — за первого, кто предложил!» — с ненавистью, к себе ли, к маме ли, к пальто ли, Соня обматывала голову клетчатым красно-зелёным платком. Полюбовалась в зеркале результатом. Получилось отвратней некуда — для общественного транспорта лучше и пожелать нельзя.
