Его тотемом, как ни странно, сделался стриж. Стремительная легкая птица.
Он совсем не приспособлен к тому, чтобы добывать пищу, ходя по земле. Стриж питается только в полете. Раскрыв острый клювик, он на лету заглатывает нерасторопных насекомых. И никакого другого способа жить стрижи не знают.
Если стриж не сумел полететь — он погибнет…
— Жирбас! Ты что там делаешь? — окликали его знакомые пацаны со двора. Все до единого — подонки.
Голоса их звучали странно, будто бы испугано. А он стоял на самом краю брандмауэра, раскинув в стороны руки, и просто ловил ртом ветер… Наколотая сзади, на жирной шее, птица топорщила крылья, и перья шелестели от колебаний воздуха.
Жирбас сделал уверенный шаг вперед. Он не испытывал ни капли страха.
Когда его тело распласталось на асфальте, птица уже кувыркалась в воздухе, радостно ныряя в свежих потоках зюйд-оста.
— Жирбас? — неуверенно прозвенел одинокий мальчишеский голос.
По карнизам, постукивая коготками и курлыкая, бродили голуби.
* * *
— Не передумаешь?
— Ты что? Я? Никогда!
— Во веки веков?
— Бесконечно!
Только шестнадцатилетние могут так легкомысленно обходиться с вечностью, швыряя ее направо и налево. И сколько бы ни кинули — у них все равно останется еще много. По крайней мере, до двадцати одного года — целых пять лет.
Кирилл обнял Инку и поцеловал на виду у всей улицы. В ответ на возмущенные взгляды прохожих оба засмеялись. Обняв друг друга, они ввалились на порог студии «Тatoo-тотем».
— Мы хотим сделать одинаковые татуировки.
— Почти одинаковые, — уточнила Инка, улыбаясь. — Мне надо написать «Кирилл», а ему — «Инна».
Татуировщик молча смотрел на ребят. В его желтых глазах было что-то змеиное — наверное, уверенность в том, что он может вот так долго смотреть в глаза людям и молчать. На нем и куртка была со змеиным узором.
— Хорошо, — кивнул, наконец, татуировщик. — Садитесь.
И отошел, чтобы достать инструменты. Длинные черные волосы, свесившись на лицо, закрыли его глаза.
— Не боишься? — одними губами спросил Кирилл.
— Нет, — Инка помотала головой и расплылась в радостной улыбке. «Я хочу тебя», — шепнула она, сияя глазами. «И я тебя», — ответил парень жестами.
— Какой рисунок хотим? — спросил Кирилл, оглядывая образцы, развешенные по стенам салона.
— А-а-а… Пусть вот такая ящерка будет. Саламандра.
— Хорошо, — пожав плечами, согласился Кирилл.
— Саламандра — знак огня, — сказал темноволосый. — Не боитесь?
Ребята посмотрели друг на друга и засмеялись.
— Девушка первая, — сказал татуировщик, разбирая инструменты.
* * *
— Что ты чувствуешь? — спустя полчаса спросила Инка. Они сидели у нее дома на кухне и прислушивались к ощущениям.
— Рука горит, — ответил Кирилл, почесывая левое предплечье. — А так ничего.
— Верно, — кивнула девушка. — И есть хочется…
— А пусть Тимур придет? Он звонил, обещал пельменей принести.
— Какой Тимур? — спросила Инка. Во рту у нее пересохло; горло превратилось в колодец в пустыне Сахара. Слова шершавой струйкой песка сочились в нёбо.
— Забыла Тимура? Тимур-Четыре глаза. Да ты чего?! Это ведь он нас на крышу тогда водил, помнишь? Ну, в майке с черепом.
— А, этот, — вяло припомнила Инка. Внутри у нее все горело.
— Хороший парень, кстати.
— Да?
Жар нарастал. Лоб покрылся испариной, руки сделались липкими и влажными… Инка не понимала, что с ней происходит. И ей все сильнее хотелось есть. Она посмотрела на Кирилла с вожделением.
— Да, — сказал Кирилл. В нем тоже разгоралось желание совершенно особого рода.
— Хочу тебя, — внезапно признался он.
— И я, — откликнулась Инка.
— Иди ко мне…
Они бросились навстречу друг другу, сцепившись руками, сплетясь телами. Инка укусила Кирилла, он яростно обхватил ее шею.
Припухшие руки подростков встретились, и кожа на локтях заискрилась. Едва они коснулись друг друга, вспыхнуло пламя; две саламандры шевельнулись, переплели хвосты и принялись извиваться, стараясь укусить одна другую. Полилась кровь, куски содранной зубами кожи повисали клочьями, обнажая мясо. Но они не расплетали объятий, продолжая наскакивать, подминать под себя, самозабвенно грызть и кусать, глотать и пить жаркую, жгучую кровь.
Огонь метался вокруг саламандр, подстегивая их плетьми горячих языков, не давая остановиться и остыть.
Любовная схватка, сопровождаемая рычанием, всхлипами и воплями, переросла во взаимное уничтожение. Саламандры яростно жрали друг друга.
* * *
— Никогда ничего подобного не видел, — сказал следователь Мукасеев эксперту Широкову. Он был потрясен, его мутило, и он боялся, что не выдержит.
— Да, такое нечасто встретишь, — согласился эксперт. Его карьера в органах правопорядка была подлиннее, чем служба следователя, и, хотя нервы эксперта почти каждый день подвергались воздействию разного рода неаппетитных зрелищ, даже ему не легко было удержаться от изумления и рвотных позывов при осмотре залитой кровью квартиры.
— Это что такое? — указывая пальцем и зажимая нос, спросил следователь.
— Печень.
— А это?
Эксперт наклонился поближе.
— Кажется, мизинец с ноги. Видишь, остатки ногтя? Точнее сказать не могу. Слишком много крови. Господи…
— Вы мне лучше скажите: как могли два подростка такое сотворить друг с другом? Соседи говорят — они вроде как дружили… Были влюблены. Или я чего-то не понимаю в людях? У меня все это в голове не укладывается, — жаловался следователь, разглядывая стену, на которой было так много кровавых отпечатков, что она напоминала скорее пещеру — жилище древних каннибалов.
— Ну, они были готы…
— И что, по-вашему, это все объясняет?
— Да, ты прав… Обрати внимание — у обоих были свежие татуировки. Тотемы.
— И что?
— Да так, вспомнилось. Нам когда-то читали курс лекций о примитивных культурах. Размножение тотемов путем ритуального поедания их мяса.
— Это еще тут к чему?
— А про убийство в соседнем квартале слышал? Пятнадцатилетняя девчонка убила младшего братишку вязальной спицей.
— Что вы говорите? Нет, я…
— У нее в крови нашли психотропное вещество, сродни ЛСД. Где замешаны наркотики — сам понимаешь…
— Да, дела… Только откуда у этих сопляков ЛСД?
— В тот день девица сделала себе первую татуировку. Как и эти вот. Прокурор утверждает, что наркоту они получали от кого-то из сотрудников тату-салона. Салон «Тотем». Но он закрыт уже больше двух недель.
