Он был здесь абсолютно один, но вдруг ощутил странную вещь: словно тысячи глаз смотрели сейчас на него.
Это необыкновенное, незнакомое чувство оказалось приятным. Множество глаз внимательно следили за ним, публика то смеялась, то плакала, а чаще просто неотрывно следовала за каждым его шагом.
Барберио не понимал, что происходит. Он утратил связь с реальностью, перестал понимать, где он и что с ним. Он не чувствовал своего тела, больная нога больше не беспокоила, будто ее и не было. К сожалению (а возможно, к счастью), Барберио не знал, что рана его снова открылась, кровотечение не останавливается и потеря крови грозит ему смертью.
Примерно через полчаса, когда на экране шли заключительные кадры «Сатирикона», Барберио скончался в темном узком промежутке между обратной стороной экрана и стеной кинотеатра.
В помещении «Паласа» раньше располагалась церковь евангелистов. Если бы Барберио, умирая, поднял взгляд, он смог бы увидеть совершенно неуместную в кинотеатре фреску, изображающую явление Святого Духа, и отошел бы в мир иной очищенным и просветленным. Но Барберио, умирая, грезил о танцующих девочках. Возможно, так лучше для него.
Стена, через которую пробивался и падал на бездыханное тело тусклый свет, предназначалась для того, чтобы закрыть фреску от любопытных глаз. Возвести такую перегородку — мудрое решение; по крайней мере лучше, чем заштукатуривать фреску или выставлять ее на всеобщее обозрение. Возможно, тот, кто обустраивал помещение, втайне подозревал, что кинотеатр вскоре тоже сгорит, лопнет, как мыльный пузырь. Тогда можно будет сломать перегородку, и здесь вновь будут поклоняться не Гарбо, а Господу.
Но этого не произошло. Мыльный пузырь не лопнул, некоторые фильмы приносили хорошие кассовые сборы, и про закуток, где умер Барберио, позабыли. Ведь никто не знал о его существовании. Если бы злосчастный беглец обыскал все строения города от чердаков до подвалов, нигде он не нашел бы места более укромного и безопасного.
Однако уже на протяжении пятидесяти лет воздух в маленьком помещении жил своей жизнью. Он впитывал в себя вибрации, исходящие от экрана, и тысячи, десятки тысяч глаз посылали свою энергию в этот резервуар. Полвека в кинотеатре бушевали киношные страсти, и воздух впитывал, в себя человеческие симпатии и антипатии. Он проникался силой, переполнялся ею, был заряжен уже до предела. Назревал взрыв. Не хватало лишь катализатора…
Им стали раковые клетки Барберио.
После двадцатиминутного ожидания в душном фойе девчонка в желтом платье выглядела весьма взволнованной. Было почти три часа утра, уже закончились ночные сеансы.
Восемь месяцев прошло с тех пор, как Барберио умер в душном закутке за экраном. Восемь долгих месяцев жизнь шла своим чередом. Кинотеатр не слишком процветал, но ночные сеансы по пятницам и субботам всегда давали хороший кассовый сбор. Сегодня демонстрировались два фильма с Иствудом: спагетти-вестерны. Девочка в желтом платье не походила на поклонницу вестернов. По мнению Берди, вестерн — не женский жанр. Возможно, девушка пришла посмотреть на Иствуда, а не фильм. Хотя Берди никогда не понимала, в чем привлекательность его вечно прищуренного лица.
— Чем могу помочь? — участливо спросила Берди.
Девчонка вздрогнула и взглянула на нее хмуро и недоверчиво.
— Я жду своего приятеля, — ответила она — Его зовут Дин.
— Вы его потеряли?
— Он пошел в уборную и до сих пор не вернулся.
— А не был ли он… гм… не было ли ему плохо?
— Нет-нет, — быстро произнесла девчонка, отметая нее сомнения в трезвости своего друга.
— Я пошлю кого-нибудь поискать его, — сообщила Верди.
Было уже поздно, она жутко устала за день — совершенно без сил, как выжатый лимон. Идея провести здесь еще полчаса не слишком привлекала. Берди хотела домой, в теплый душ и спать, просто спать. В тридцать четыре года, решила она, с сексом пора завязать. Кровать — только для сна, особенно у таких толстух.
Берди толкнула дверь в зал и почувствовала тошнотворный запах пота, воздушной кукурузы и сигарет. Здесь было на несколько градусов жарче, чем в фойе.
— Рики!
Рики закрывал выход из кинотеатра.
— Проклятая вонь почти исчезла, — сообщил он.
— Хорошо.
Несколько месяцев тому назад в кинозале, около экрана, появилась странная вонь.
— Уже все нормально, — повторил Рики.
— Не мог бы ты мне помочь?
— А что нужно?
Он медленно побрел навстречу по проходу между кресел, позвякивая ключами. Сегодня он был в футболке с надписью «Хорошо умереть молодым».
— Что случилось?
— Девочка потеряла своего друга. Говорит, он пошел в сортир и не вернулся.
— В сортир?
— Да Посмотри, пожалуйста Тебя это не слишком затруднит?
Рики изобразил на лице подобие вежливой улыбки. Отношения у него с Берди сейчас были натянутые: слишком много времени проведено вместе, а это не помогает сохранить симпатию. Они изрядно надоели друг другу. К тому же Берди сделала несколько весьма язвительных замечаний относительно знакомств Рики, задев его больные места, и он отреагировал соответственно. Более трех недель они дулись друг на друга и не разговаривали, теперь же наступило перемирие. Они здоровались и обменивались деловыми фразами, не более.
Рики нехотя побрел по пыльной ковровой дорожке обратно к выходу, рядом с которым находилась дверь в туалет, по дороге поднимая сиденья кресел. Когда-то зал был недурно оборудован, и кресла знавали лучшие времена. Их давно уже пора сменить или хотя бы заново обить, а четыре места в шестом ряду уже не спасет никакая починка, их придется выбросить. Рики заметил новую поломку в третьем ряду. Какому-то безмозглому подростку, видимо, наскучило или кино, или его девчонка, или то и другое вместе, и он не нашел ничего лучшего, как разворотить сиденье. Впрочем, несколько лет назад Рики и сам проделывал подобные штуки, считая их протестом против бесчеловечного буржуазного общества вообще и капиталистов, содержащих кинотеатр, в частности. Да, в те времена он натворил немало глупостей…
Берди наблюдала, как он приоткрывает дверь мужского туалета, просовывает голову внутрь, затем входит.
«Ухитрится и здесь разыграть комедию», — улыбаясь, подумала она.
Если честно, когда-то он ей нравился. В былые дни (месяцев шесть назад) худые мужчины с тонкими носами и энциклопедическим знанием фильмов с Де Ниро были в ее вкусе. Теперь же она смотрела на него как на затонувший корабль надежды. Бисексуал-теоретик, употребляет легкие наркотики, одержим ранними фильмами Поланского, символический пацифист. Ничего нового, ничего интересного. Единственное, что осталось в нем по-прежнему привлекательным, призналась она себе, — это довольно сексуальная задница.
