Путь суперанималов, будь он проклят!..
Она справилась с собой и не разрыдалась.
Итак, что же было еще в тот далекий вечер? Книга и засушенный цветок. Цветок уже рассыпался в пыль, а книга… Кен презирал любые фетиши. Лили и сама понимала: бессмысленно цепляться за то, что можно уничтожить. Этим обрекаешь себя на сожаления и новые страдания. И все-таки она не хотела расставаться с прекрасным прошлым, в котором любовь, нежность, добро и надежда не были пустым звуком.
Она честно сопротивлялась. По крайней мере, ей нельзя было отказать в терпении. Кое-что помогало держаться. У Лили было свое «лекарство». Например, книга была «доброй» вещью из «хороших» времен – Лили брала ее в руки, когда чувствовала прилив сил и веры. Но это случалось все реже.
А для другого настроения у нее был еще один талисман. Когда становилось невыносимо плохо, она прибегала к верному, многократно проверенному средству. Тихая Фрида – жестокая советчица. Циничная подруга, не щадившая ее слабостей и последних сопливых иллюзий…
Лили с содроганием думала о том, что будет, если снова придется пустить в ход нож. Лишь бы не сойти с ума и не убить своих детей. Убить Кена она уже не сумеет – даже во сне. Он давно превзошел Локи в искусстве защиты.
А себя? Сможет ли она убить себя? Ведь это очень просто сделать, особенно в ТАКОЙ вечер. Беспросветный в любом смысле слова. И одинокий, несмотря на то, что ее дети – плоть от плоти – играют друг с другом совсем рядом. И Кен далеко. Тоже играет со своими призраками в опасные игры, которых она не понимала и не хотела понимать. Так кто же из них сумасшедший? Она не взялась бы утверждать что-либо с полной определенностью…
Но в этот раз Лили не успела извлечь из кожаных ножен Тихую Фриду, чтобы ощутить биение мистического сердца и испытать, насколько далеко можно зайти, поддаваясь искушению самоубийством.
Снаружи завыли волки, которым Кен приказал охранять Пещеру. Лили, конечно, не могла сравниться со своими детьми, которые свободно РАЗГОВАРИВАЛИ и играли с волками, но все-таки она научилась различать тональности и отдельные голоса. Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять: подобного воя она не слышала никогда прежде.
Кто-то приближался.
Не Кен.
Чужой.
Она знала, что только супер может пересечь ледяную пустыню. Или суггестор – если очень сильно повезет. Но суггесторов волки молча разрывали на куски.
Новая беда.
Все повторялось. Жизнь – замкнутый круг; мир – заезженная пластинка.
Опять война.
Хватит ли у нее сил, чтобы пережить неизбежные потери?
Когда Кен вскрыл «саркофаг», ему показалось, что в кабине происходит какое-то движение. Но это была всего лишь мимолетная игра света и тени. Для его глаз света вполне хватало…
Он увидел то же самое, что видела когда-то мамочка Лили, прежде чем сбежала отсюда, унося ребенка и книгу. В восприятии мита здесь все было пропитано ужасом, но стоило развести его липкую пелену, как открывалась совершенно другая картина, а пребывание в мертвой голове ангела смерти приобретало смысл, доступный далеко не каждому.
Кену даже не надо было сосредоточиваться. Слишком давно он был настроен на волну Локи. Тот посылал ему сигналы, словно исчезнувшая звезда, свет от которой все еще доходит до далекой Земли спустя годы…
Но тут была также Барбара. О, сколько страданий когда-то причинила она мальчику! Невольная убийца, она и его заставила до дна испить чашу вины. Одно время он даже был близок к самоубийству. И спасся, придя сюда. Приглашение он получил, естественно, во сне.
Он поговорил с (настоящей) мертвой Барбарой, и та простила его. А затем потусторонний смех Локи и вовсе избавил его от капкана ложного греха, в котором лежала приманка искупления, – то, на что ловились обычно поклонники распятого агнца. Ловились вот уже больше двух тысячелетий…
В день своего очередного возрождения Кен совершил полет вместе с ангелом, услышал, как грохочет адская колесница войны, увидел гибель миллионов, постиг тщету человеческой жизни – и обрел силу жить дальше.
* * *
…Сейчас он присел возле трупа Барбары и погладил ее по смерзшимся волосам. Они с тихим хрустом обламывались под его ладонью… Ему не довелось видеть восковые фигуры, зато он вдоволь насмотрелся на окоченевших мертвецов. Его пальцы прикоснулись к твердым губам, к ледяным линзам глаз…
Что осталось от роскошной плоти? И где теперь то, что было микроскопической квинтэссенцией жизни?.. Иногда Кену хотелось разбить изваяние, чтобы добраться до матки. Плод не успел сформироваться. В лучшем случае осталась оплодотворенная яйцеклетка.
Кукла. Только сломанная кукла…
Он мог бы сейчас выйти на второй уровень и отыскать Тень Барбары среди прочих Теней. Но почему-то не сделал этого.
Он подошел к Локи, который не выполнил своего предназначения. Для Кена не существовало лучшего напоминания о необходимости продолжать путь. Казалось бы, так ли уж важно, сколько ступеней ты успеешь преодолеть за отпущенный тебе краткий срок, карабкаясь вверх по бесконечной лестнице? Но это сразу становится важным, когда вдруг узнаешь, что лестница непрерывно ползет ВНИЗ. Чертов эскалатор не останавливается ни на секунду, и преисподняя – всего лишь один из относительно доступных этажей. Не самый последний и не самый худший. Есть и такие, по сравнению с которыми ад покажется санаторием.
Кен знал кое-что о санаториях благодаря дедушке Лео. В его представлении это были места скопления слабых и больных митов. Хуже, чем мясная ферма суперанимала. Полная бессмыслица.
Да, в том, теперь уже разрушенном мире было полно нелепостей и многое казалось перевернутым с ног на голову…
Кен вошел в неглубокий транс и попытался установить контакт с Тенью Локи. Странно, но того не было в пределах досягаемости. Кен пробовал снова и снова («Зачем ты позвал меня?»). Тщетно. А ведь (убийцу) наследника не призывают просто так…
Локи не появлялся. Значит, происходило что-то исключительное. Даже Тени иногда ИСЧЕЗАЛИ…
Кен зацепил ближайшую, чтобы узнать хоть что-нибудь. По какому-то чудесному стечению обстоятельств (но Кен знал абсолютно точно, что чудес не бывает!) это оказался Лео. И Лео, рискуя существованием на своем уровне реальности, предупреждал: «Беги! Беги!! Беги!!!»…
Его беззвучный «вопль» мог свести с ума. Заработал чудовищный проекционный аппарат, и кино немыслимых кошмаров закрутилось для одного-единственного зрителя…
Кен мгновенно «вернулся». Ему не надо было повторять дважды. Некоторые вещи слишком многозначительны. Он сразу же вспомнил недавний сон. Круг замкнулся: от невнятной тревоги к более чем понятному предостережению.
