— Благодарю, ваша милость, но… мы ведь не ровня.
— Друг мой, еще неизвестно, кто из нас князь! Без состояния я стану нищим, ты же не потеряешь нимало. Что бы ни случилось — твое ремесло при тебе. Не будь на свете таких, как ты, флорентийцы бы до сих пор ютились в палатках. Как древнеримские завоеватели, осаждавшие этрусские[4] города. Только никаких городов не было бы в помине.
Гаспаро качнул головой.
— Как господину угодно.
— Что ж, продолжайте работу! Не сомневайтесь, я хорошо заплачу.
Он потрепал по плечу каждого из изумленно таращившихся на него мужчин, затем почти без разбега подпрыгнул и, ухватившись за край котлована, выбрался на уступ.
Лодовико тихо присвистнул, Энрико открыл рот, Карло с Джузеппе крякнули и кинулись подбирать пустые мешки. Гаспаро расхохотался. Он вдруг почувствовал себя беспричинно счастливым. Как в детстве, в старые добрые времена.
Возвышаясь над ними, Ракоци крикнул:
— Боюсь, неприятности ваши еще не окончились!
Он обернулся и махнул кому-то рукой. В тот же миг рядом с ним возник сухопарый мужчина.
— Это Иоахим Бранко! Он португалец и будет на стройке моей правой рукой. Прошу вас подчиняться ему, как мне самому, и показать, на что вы способны!
Вновь прибывший даже по флорентийским меркам казался человеком высоким. У него были длинные тощие руки, узкое тело и лицо шириной с корешок книжного переплета, обрамленное паутиной клочковатых волос.
— Добрый день, судари! — произнес он таким низким голосом, словно бухнул в колокол церкви Сан-Марко.
— Еще один чужеземный алхимик, — сказал Лодовико, обращаясь к Гаспаро, однако его услышали и наверху.
— Да, — подтвердил Ракоци, улыбаясь — И весьма искушенный! Вы не пожалеете, что попали к нему в подчинение. Магистр Бранко — человек более чем разумный и уж, конечно, гораздо разумней меня!
Магистр Бранко кисло улыбнулся в ответ и слегка поклонился.
Энрико возвел глаза к небу и мысленно вопросил у святой Клары, за что ему эта напасть.
— Добро пожаловать, магистр! — все-таки выдавил он из себя.
Ракоци что-то шепнул португальцу, затем вновь обратился к рабочим:
— Завтра вы начнете заливку фундамента и заложите в него все, что прикажет магистр. А на сегодня осталось лишь покончить с засыпкой.
Гаспаро возразил страдальческим тоном:
— Но, господин, а вдруг пойдет дождь? Сырость — плохое подспорье в такой работе… вы это знаете не хуже меня.
— Дождя сегодня не будет, Гаспаро. И завтра тоже, и послезавтра… Вам хватит времени и на заливку, и на установку опор. Тогда уже станет не важно, пойдет дождь или нет. Раствор застынет, и вы сможете соорудить над стройкой навес.
Сделав такое странное заявление, чужеземец ушел.
Джузеппе кончил разбрасывать гравий и поднял голову.
— Иисус Мария, — прошептал он, осенив себя крестным знамением.
Португалец смотрел на него. Холодно и отчужденно, словно тощая цапля, раздумывающая, склевать эту лягушку или еще подождать.
Энрико первым нарушил молчание.
— Магистр? Вы не хотите спуститься вниз?
К всеобщему облегчению, алхимик прыгать в яму не стал, а сошел вниз по убитой множеством ходок дорожке. В руках он держал целый ворох каких-то сверточков и кульков. Иоахим положил свою ношу на гравий и повернулся к Энрико.
— Наверху у ограды стоят две тачки. Они мне нужны.
— Они загружены? — спросил Лодовико, не выказывая желания двинуться с места.
— Да, до краев. Нужно послать двоих.
Он вновь занялся своими кулечками, потеряв к окружающим интерес. Энрико удрученно пожал плечами и ткнул пальцем в Джузеппе.
— Ты и Карло сходите за тачками, а Гаспаро и Лодовико займутся оставшимся гравием.
Гаспаро, тяжко вздохнув, поплелся наверх. Там он с большой неохотой взвалил на плечо десятый за сегодняшний вечер мешок и потащился обратно.
Вдруг ему вспомнилась выходка чужеземца, попиравшая все флорентийские представления о приличиях. Гаспаро широко улыбнулся, и хорошее настроение вновь вернулось к нему.
Он и позднее все усмехался, поглядывая на Лодовико. Они пили горячее вино с пряностями. Ночь была зверски холодной, что оправдывало количество выпитого спиртного.
— И яйца, Гаспаро, куриные яйца! — восклицал Лодовико в который уж раз. — Он хочет замешать их в раствор!
— Дались тебе эти яйца!
Гаспаро поднял деревянную чашу.
— За Франческо Ракоци Сан-Джермано, самого странного сумасшедшего на земле!
— Ты и сам словно свихнулся! Гаспаро, очнись! С тех пор как он тебя обласкал, все его глупости стали тебе нравиться. И если завтра этот алхимик решит, что хорошо бы поставить дворец на крови, ты со всех ног помчишься на бойню.
Лодовико уставился на завитки ароматного пара.
— Что с тобой происходит, Гаспаро? Ведь скоро дойдет до того, что все начнут потешаться над нами.
Гаспаро Туччи вновь усмехнулся, он чувствовал, что изрядно осоловел.
— Пускай посмеются! Что за беда! На свете немало смешного. Вспомни Эрнано, как он мучился, строя загон для жирафа. И клетку, и зимнее помещение. Это ведь было совсем не легко. Зато сколько баек он нам потом рассказал. После того как все у него получилось! Смех бодрит, Лодовико, посмеяться не грех. Эрнано ходит теперь в королях, но мы его переплюнем. Когда другие придут отделывать помещения, нам тоже будет что им рассказать!
Он поднял чашу, залпом допил остатки вина и вздохнул, ставя на стол пустую посудину.
— Но ему-то зачем это все? Чего добивается наш алхимик? Денег у него, видно, прорва, однако…
Лодовико вдруг умолк и нахмурился, обдумывая что-то свое. Лицо его сделалось озабоченным, потом просветлело.
Он кивнул и протянул свою чашу Гаспаро.
— На вот, допей! Ты, я гляжу, умираешь от жажды!
Гаспаро наморщил нос и для приличия немного помедлил.
— Ну, раз ты настаиваешь… Да и ночь холодна! Пожалуй, я все-таки выпью.
Он взял чашу и сделал глоток. Вино было просто отменным! Что за беда, если он чуточку переберет? В такую студеную пору всякому позволительно немного согреться!
— Меня удивляет, почему не пошел дождь, ведь тучи нависли прямо над нами… — задумчиво проговорил Лодовико.
— Тучи были пустыми. Вся влага их вылилась на другие места, — ответил Гаспаро, вытирая рот рукавом.
— Откуда он мог знать об этом?
Этот вопрос, похоже, весьма занимал приятеля, и Гаспаро важно сказал:
— Он ведь алхимик! Они знают толк в подобных вещах!
Лодовико опять нахмурился и заерзал на месте.
— Куриные яйца, особая глина, особый грунт, особый песок, особенные пропорции смеси… Зачем?
