Ваше письмо от 20 октября содержит совет озаботиться закупкой сандала. Я нашел торговца, по фамилии — грека, но по виду — совершенного египтянина. Он назвался Дариосом Кириллие, у него прекрасный товар и подходящие цены, а еще он хвалится, что знает рецепты смешения красок. Впрочем, если вы пожелаете, я поищу другого поставщика.
Радужное стекло, которое вы нам послали, в дороге не пострадало. Я преподнес его дожу с вашими поздравлениями. Все местные стеклодувы пришли в изумление и ходят за мной по пятам.
На том заканчиваю. Ночью намечается празднество, я должен проинструктировать слуг. Будьте уверены в нашей постоянной готовности неукоснительно следовать вашим распоряжениям.
Нижайше прошу простить мне возможные упущения, буде они обнаружатся вами.
Джан-Карло Казимир ди Алерико Чиркандо Венеция, день святого Николая, 6 декабря 1491 годаДонна Эстасия швырнула отделанную серебром щетку через всю комнату и вызывающе усмехнулась.
— Но я еще не закончил, беллина, — сказал Ракоци, неспешно пропуская меж пальцев волну ее роскошных каштановых волос.
— Сойдет и так, — отмахнулась Эстасия, хмурясь. Раздражаясь, она теряла часть своей привлекательности. Ее большие карие глаза делались злыми, в уголках рта появлялись сварливые складки. — Ты никогда не снимаешь одежду. Я ни разу не видела тебя обнаженным.
— Да?
Он принялся заплетать ей косу.
— Перестань! — Она сердито тряхнула головой, и ее волосы вновь рассыпались по плечам. Очень медленно и демонстративно женщина застегнула верхнюю пуговку своего пеньюара.
Ракоци откинулся на подушки.
— Ну хорошо, Эстасия. В чем же я виноват?
— Ты никогда не идешь мне навстречу.
Надутый вид донны вызвал у него желание ее поддразнить.
— Вот как? А почему это происходит? — Лицо его было спокойно и безмятежно, и вместе с тем в нем читалось странное сожаление. — Не потому ли, что во время наших свиданий мы только и делаем, что предаемся восторгам плотской любви?
— Мы ничему такому не предаемся! — Она просверлила его бешеным взглядом, — Ты… ты просто издеваешься надо мной!
— Донна не получает того, что желает? — спросил он, улыбаясь, но глаза его погрустнели.
— Ты прекрасно знаешь, что получаю. И даже больше, чем с кем-либо. Но этого недостаточно! — Она отвернулась к туалетному столику и стала нервно переставлять какие-то баночки. — Может быть, ты и вправду не евнух, но я не верю тебе. Ты даже не позволяешь дотронуться до себя… там… в том месте. — Эстасия покраснела. — Почему я должна все это говорить?
— Я предупредил обо всем еще до того, как мы стали встречаться. Тебя это устраивало. Что же изменилось сейчас? — Он потянулся и взял ее за руку. — Эстасия, ты же знаешь… Я не могу быть другим.
Она раздраженно вырвалась.
— Ты даже и не пытаешься.
Он лениво придвинулся к ней.
— Подумай, беллина, с кем еще ты получишь такое? Ты остаешься целомудренной и в то же время…
— Я не хочу быть целомудренной! — вскричала она. — Я хочу наслаждаться. Ты обращаешься с моим телом как с чем-то священным, словно боишься его осквернить. Но я — вдова и знаю, что мне нужно. Сделай меня грешницей! — Она извернулась, как кошка, и прильнула к его руке. — Ну же, Франческо! Пожалуйста! Прямо сейчас! Если ты — мужчина, поступи как мужчина!
— Девочка, ты же помнишь, что я сказал тебе в первую нашу ночь?
Эстасия помрачнела и отстранилась.
— Да, помню. Ты постоянно напоминаешь о том. Но я не сообразила, о чем идет речь. Ты обещал любить меня по-иному. Как я могла угадать, что это значит?
— Ты все поняла и на все согласилась. — Он указал на небольшое венецианское зеркало, стоявшее среди притираний. — Посмотри в него. И скажи мне, что ты там видишь.
— Не валяй дурака!
— Прошу тебя, посмотри в свое зеркало и скажи, что ты видишь.
Сердито озираясь, она придвинулась к зеркалу, мельком взглянула в него и отвернулась.
— Что ты там видела? — В его глазах зажглись странные огоньки. — Скажи, Эстасия. Ну же!
— Себя, разумеется!
— И что еще?
— Перестань, Франческо! Не пытайся водить меня за нос! Я хочу всего тебя! Целиком!
— Что еще ты видела в зеркале?
Его голос насторожил ее.
— Эту комнату. Что, по-твоему, еще я должна была увидеть?
— А меня? — Он ждал ответа.
— Тебя?
Краска сошла с лица донны, и она тихо произнесла:
— Нет, тебя я не видела.
Он мягким, осторожным движением коснулся ее щеки.
— Милая, вот тебе доказательство. Я не такой, как ты. Все, что я могу дать тебе, я даю!
— Но ты не любишь меня.
— Люблю… но по-своему!
Она покачала головой.
— Нет, не любишь. Не сгораешь от страсти, не считаешь минуты до встречи, не ловишь меня на улицах, не топчешься под окном…
Он невесело рассмеялся.
— Это не входило в наш договор. Эстасия, окажи мне честь и побудь с минуту правдивой. Я делаю все, что обещал, разве не так?
Она фыркнула.
— Да.
— Благодарю, — сказал он без тени иронии. — Послушай меня, беллина. — Он выждал, пока она на него не взглянула. — Я ведь стараюсь тебе угодить. Ты хочешь проводить ночи на ложе, изволь. Захочешь коротать время за дружескими беседами, я буду доволен и этим.
— В самом деле? А как же быть с твоими желаниями?
— Я не столь ненасытен.
Она зло усмехнулась.
— А что, если я вообще тебе откажу? Что ты будешь тогда делать?
Ему сделалось скучно.
— У меня не будет больших затруднений.
— Пройдет какое-то время, прежде чем ты найдешь мне замену.
Эстасия торжествовала, самодовольная усмешка светилась в ее глазах.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил он, поднимая брови. — Что ж, если я действительно тебя не устраиваю, жестоко с моей стороны занимать твое время. Я, пожалуй, пойду.
Она ухватилась за край его черного одеяния.
— Я не отпускала тебя.
В комнате сделалось очень тихо. Несколько свечей, освещавших комнату, шипя, догорали, холодный ветер стучал в окно. Франческо Ракоци, не двигаясь, ждал. Эстасия соскочила с постели и встала с ним рядом.
— Ну почему ты такой колючий?
— Я? — Он покачал головой. — Нет. Совсем нет. Просто мне надоело играть в эти игры. Ты говоришь, что любишь меня, и бранишься, когда я рядом. Пойми, я давно без сочувствия отношусь к женским капризам. Ты хочешь устраивать сцены? Изволь, но в таком случае возьми себе кого-то другого. — Ракоци смолк, изучая ее лицо. — Одно твое слово, и я уйду. И навсегда позабуду дорогу к этому дому.
