Потом взглянул на Лизу и протянул ей руку. Девочка вопросительно посмотрела на Гошу.
– Иди с ним, не бойся, – Гоша наклонился к девочке и ласково заглянул ей в глаза. – Не надо бояться…
– Нет! – воскликнула Лиза. – Нет! Не бросай меня! Гоша! Слышишь? Ты обещал!
– Прошу тебя! – мягко сказал парень и опустился перед ней на одно колено.
– Нет! – снова крикнула девочка.
Гоша сокрушенно опустил голову и замолчал. Лиза, глотая слезы, погладила его по волосам, вытащила одуванчик и зажала его в кулачке.
– Прощай! – прошептала она и, взяв протянутую руку незнакомца, начала подниматься вместе с ним по ступеням церкви.
Огромные двери начали медленно и бесшумно раскрываться перед ними. Между створок вырвались ослепительные лучи света, как будто черный мрамор стен удерживал в себе осколок солнца…
– Лиза!
Девочка вздрогнула и с удивлением обернулась. Яростный приступ кашля заставил Гошу согнуться пополам.
– Ли-за-а! – прохрипел он, и изо рта у него брызнула кровь.
– Гоша! – крикнула девочка и, вырвав свою руку у незнакомца, кинулась вниз по ступеням.
Чуть не опрокинув Зайку, девочка с разбегу упала в распахнутые Гошины объятия и обхватила его за шею крепко-крепко. Так крепко, как будто от этого зависело все на свете. Как будто без него ее унесло бы безжалостным ураганом.
– Глупец! – раздался рядом голос, полный холодной ярости. – Ты не можешь…
– Могу! – с неменьшей яростью отозвался Гоша. – Теперь могу, сам знаешь!
Он мягко отстранился от Лизы, настойчивым движением отодвинул ее от себя.
– Тебе придется заплатить! – прорычал незнакомец.
– Знаю!
– Ты готов? Готов заплатить?
– Да!
Поток воздуха от рассекшего ночной мрак лезвия взметнул Лизины локоны, заставил Зайку покачнуться и схватить девочку за руку. Послышался влажный треск и хриплое рычание, быстро перешедшее в почти беззвучный стон. Всего один молниеносный взмах косы, почти не видимый глазу, – и уже все опять замерло. Только Гоша, низко свесив голову, старался сдержать новый стон да с широкого лезвия косы капала свежая кровь.
Незнакомец молча развернулся и, не оглядываясь, пошел назад к церкви.
Гоша поднялся на ноги. Его левая рука была лишена кожи, из окровавленных мышц на кончиках пальцев выступали белые кости.
– Тебе… больно? – задыхаясь от ужаса, спросила Лиза.
По тому, как он вздрагивал, пытаясь улыбнуться, ответ был очевиден, но Гоша все же отозвался:
– Да сам не знаю. Странно как-то… Вроде как холодно.
Зайка, прижавшись к девочке, мелко-мелко дрожал.
– Пойдем, – сказал парень, – пойдем. Если поспешим, успеем на автобус.
– Автобус? – эхом отозвалась Лиза – не из любопытства, а скорее машинально. Она уже не хотела о чем-либо спрашивать, она просто не хотела больше ничего знать. Она смертельно устала.
Гоша повел ее назад через кукурузное поле. Твари, следившие за ними из мрака, не видя больше блестящей косы, стали подбираться ближе. Но так и не посмели напасть, учуяв горький, ядовитый запах крови, крупными красными каплями увлажняющей дорожную пыль.
Мощные фары осветили три фигуры на обочине шоссе. Лиза и Зайка зажмурились, а Гоша поднял правую руку, заставляя автобус остановиться. Двери с шипением открылись, и девочка с опаской заглянула в салон.
– Вам известно, нечестивцы, что проехать вы сможете только один раз, и только в одну сторону? – расплылся в жутком оскале клоун и оглушительно посигналил.
То, как Лиза с Зайкой подскочили от неожиданности, невероятно его развеселило, и он, разразившись мерзким мяукающим хохотом, еще раз нажал на клаксон.
– Хватит! – гаркнул на него Гоша, помогая Лизе подняться на подножку.
Клоун, хрюкнув, оборвал смех и засуетился:
– Садимся, граждане, не задерживаем! Дамы – вперед! Солдаты, школьники, подопытные – бесплатно!
Лиза уселась рядом с Гошей и взяла на колени Зайку. Дрянной клоун, посигналив-таки еще раз, нажал на газ.
Девочка огляделась. В темном салоне они были не одни. Трясущиеся на кочках полуистлевшие фигуры были невозмутимы и выражали крайнюю степень равнодушия. Казалось, они путешествуют в этом автобусе уже не одно десятилетие, никак не могут сойти – давно забыли, куда и зачем отправились…
Наконец автобус резко затормозил возле большого белого здания, окруженного высоким кованым забором. Лиза поспешила к выходу, однако двери открылись только после того, как Гоша отвесил внушительный подзатыльник заметно поскучневшему клоуну.
Лиза испытывала новое странное чувство, пока Гоша вел ее за руку через больничный парк. Сожаление? Благодарность? Любовь?
– Гоша, мы еще увидимся когда-нибудь? – спросила девочка, когда они остановились перед массивной, обитой железом дверью.
Парень тепло улыбнулся и кивнул.
– Я буду ждать, – сказал он, – буду ждать тебя в самом начале пути. Только не скоро. Очень не скоро.
Лиза потянула на себя дверную ручку.
– И знаешь, – добавил Гоша на прощание, – я думаю, что Зайка все-таки мальчик.
Ушастый обернулся к нему и благодарно сощурил глазки.
***
– Ой, часы посещений уже скоро. Она всегда раньше времени приходит!
– Ага, как будто ее здесь ждут!
– Да еще книжку опять новую принесет, ту ведь дочитала уже…
– Ага. Как будто ее здесь кто-нибудь слушает!
Одна из медсестер, та, что помоложе, заканчивала устанавливать капельницу. Другая протирала пыль с подоконника и меняла воду в стеклянной вазе с разноцветными розами. Солнечные лучи бесцеремонно пробивались сквозь жалюзи и ложились на пол палаты ровными ярко-желтыми полосами.
– А вообще, жаль ее, конечно, – дочка-то уже полгода в себя не приходит.
– Ну да, вообще-то… Только вот книжки эти вслух… как-то… Надежды ведь нет никакой… Ой! Здрассте!
В палату вошла женщина и приветливо улыбнулась медсестрам грустными глазами.
– Я рано? – как бы извиняясь, спросила она.
– Да чего уж! – великодушно махнула рукой сестра помоложе, и обе вышли.
Женщина с тихой улыбкой присела рядом с койкой, на которой лежала худенькая бледная девочка. Ее глаза были плотно закрыты, пшеничные волосы разметались по подушке, пижама в клеточку была расстегнута и приоткрывала заострившиеся ключицы. Одной рукой девочка приобнимала старого плюшевого зайца, наполовину скрытого под одеялом.
– Лиза, я принесла «Русалочку» Андерсена, – поглаживая девочку по руке, сказала женщина, – Знаю, я ее тебе уже читала…
И тут женщина осеклась на полуслове и уронила на пол большую книжку с красивыми картинками.
– Мама? – Девочка смотрела на нее удивленными голубыми глазами.
Женщина пыталась сделать вдох и не могла. Слезы полились из ее глаз, не дожидаясь, когда она сможет дышать, чтобы заплакать по-настоящему.
– Мама! – радостно прошептала девочка и улыбнулась.
Олег Кожин
Памятка юного бродяжки
1
Юный бродяжка никогда не выходит из дома налегке. Даже если за окном жарит солнце, а на календаре середина июля, юный бродяжка берет с собой теплые вещи, непромокаемую обувь и запасные сухие носки. Потому что для покинувшего дом – непогода всегда внезапна, и без теплых вещей юный бродяжка так же уязвим, как последний «енот», потерявший свои рукавички…
***
К вечеру Галка совершенно отчаялась. До сегодняшнего дня, и даже до конкретного момента, наступившего примерно в четверть шестого, она и помыслить не могла, насколько далеки ее представления от истинного значения этого слова. Плащ, не предназначенный для такой погоды, совершенно не спасал от пронизывающего ветра, который хоть и пах весной, но все еще оставался по-зимнему лютым. Ноги, по щиколотку утопающие в рыхлом снегу, промокли насквозь. Щеки потеряли всяческую чувствительность. Виски ломило от холода. А спешащие с работы домой люди по-прежнему пробегали мимо, не задерживаясь ни на секунду. Точно не замечая ее протянутой руки. Так что, да, Галка была в совершеннейшем отчаянии. Настолько, что впору сесть в подтаявшую снежную кашу и разрыдаться от бессилья.
