Она, как и большая часть штатного состава, работала в газете еще с тех пор, как он был мальчишкой. И он понимал, большинство из них продолжают видеть в Вестнике газету его матери.
Если не дедушки.
Временами это его это возмущало, временами приводило в отчаяние, а временами просто забавляло.
Он не мог решить, что из перечисленного чувствует сейчас. Одно он знал точно — Рода пугает его до чертиков.
Лучшее, что он мог сделать, это просто выкинуть ее из головы. Нужно сосредоточиться на обзоре вчерашней встречи городского совета. Бюджетные споры, плачевное состояние тротуаров на Мэйн Стрит. Жаркая дискуссия об установке там парковочных счетчиков, деньги от которых пошли бы на ремонт этих самых тротуаров.
Флинн сделал все от него зависящее, чтобы привнести немного энергии в тему и по прежнему оставаться верным репортерскому принципу объективности.
«Вестник» это, конечно, не «Дэйли Плэнет», размышлял он. Да и он не Пэрри Уайт. Никто здесь не называл его шефом. Даже без периодических истерик Роды он не был уверен, что хоть кто-то, включая его самого, действительно верит, что он здесь главный.
Его мать оставила значительный след. Элизабет Флинн Хэннесси Стилл. Даже одно ее имя говорит о значительности.
Он любил ее. Конечно, любил. Большую часть времени она ему даже нравилась. Они постоянно сталкивались лбами по мере его взросления, но он всегда уважал ее. Нельзя не уважать женщину, которая с равным пылом относится как к жизни, так и к бизнесу, и ожидает того же от других.
Как нельзя и не оценить и тот факт, что она ушла из этого бизнеса, когда того потребовали обстоятельства. Даже если она свалила все на своего не сильно жаждущего подобной чести сына.
Она свалила все, включая вечно недовольных репортеров, подумал Флинн, бросив осторожный взгляд в сторону стола Роды.
Та демонстративно подпиливала ногти вместо того, чтобы заняться работой. Ну и пили, подумал он. Сегодня неподходящий день для разборок, ты капризная старая летучая мышь.
Но этот день вскоре настанет.
Он как раз погрузился в изучение первой страницы, когда вошла Дана.
— Ни беглого стука. Ни кокетливой маленькой головки, украдкой заглядывающей за дверь. Так нет, ты просто вламываешься без единого предупреждения.
— Я не вламывалась. Мне надо поговорить с тобой, Флинн. — Она упала в кресло, затем быстро осмотрелась по сторонам. — Где Мо?
— Сегодня у Мо день на заднем дворе.
— А, точно.
— Может, ты хочешь пойти и составить ему компанию? А потом, возможно, ты захочешь сварганить что-нибудь на обед, и тогда я приду домой и поем настоящую горячую еду.
— Ага, держи руки шире.
— Слушай, у меня было тяжелое утро, у меня чертовски болит голова, и я должен закончить этот проект.
Дана поджала губы, изучающе глядя на него.
— Рода опять достает тебя?
— Не смотри, — поспешно предупредил Флинн, прежде чем она успела обернуться. — Это только поощрит ее.
— Флинн, почему ты просто не поджаришь ей задницу? Ты терпишь от нее слишком много дерьма.
— Она работает на «Вестник» с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. Это значительный срок. А теперь, я глубоко признателен тебе за то, что ты заскочила сказать мне, как решить мои проблемы с персоналом, но мне нужно закончить работу.
Дана только поудобнее вытянула свои длинные ноги.
— Похоже, в этот раз она тебя реально допекла, да?
— Да пошло все. — Он задержал дыхание, потом рывком открыл ящик своего стола, чтобы отыскать пузырек аспирина.
— Ты делаешь хорошую работу здесь, Флинн.
— Да, да, — пробормотал он, выкопав бутылку воды из другого ящика.
— Заткнись. Я серьезно. Ты хорош в своем деле. Также хорош, как была Лиз. Может даже лучше в некоторых областях. Плюс, как писатель, ты лучше, чем любой другой в этой газете.
Он посмотрел на нее, запивая аспирин.
— Ну, и что с того?
— Ты и правда паршиво выглядишь. — Она не могла видеть его несчастным. Раздраженным, смущенным, разозленным или угрюмым — это ладно. Но у нее сердце кровью обливалось, когда она видела страдание на его лице. — Плезант Вэлли нужен «Вестник», а «Вестнику» нужен ты. Ему не нужна Рода. И, держу пари, у нее просто колики в животе.
— Думаешь? — эта мысль несколько сгладила его плохое настроение. — Я имею в виду часть про колики.
— Уверена. Ну как, лучше
— Ага. — Он закрыл бутылку с водой и бросил ее обратно в ящик. — Спасибо.
— Мой второй хороший поступок за день. Я только что провела час у Мэлори, и еще двадцать минут бродила, пытаясь решить, стоит ли мне сваливать все это на тебя или оставить между нами девочками.
— Если это касается стрижек, критических дней, или проходящей распродажи в центре, то оставьте это между вами девочками.
— Это звучит так невероятно женоненавистнически, я даже не стану… что за распродажа?
— Смотри в рекламном разделе в следующем выпуске «Вестника». Что-то не так с Мэлори?
— Хороший вопрос. У нее был сон, только она не верит, что это был сон.
Дана пересказала их разговор, прежде чем выкопать из сумки печатный листок, который ей дала Мэлори.
— Я беспокоюсь за нее, Флинн, и я начинаю беспокоиться о себе, так как она почти убедила меня.
— Подожди минутку. — Он дважды внимательно прочел текст и сел в кресло, устремив взгляд в потолок. — Что, если она права?
— Эй, Малдер, мне что, можно начинать изображать Скалли? — сказала она с раздражением в голосе. — Мы говорим о богах, волшебстве и пленении душ.
— Мы говорим о магии, о возможностях. А возможности всегда должны быть исследованы.
— Она сказала, что пойдет в Галерею, чтобы провести кое-какое исследование.
— Хорошо. Значит, она придерживается плана.
— Ты не видел ее.
— Нет, но собираюсь. А что насчет тебя? Что-нибудь всплыло?
— Я тяну несколько ниточек.
— Ладно, давайте все соберемся у меня сегодня вечером. Дай знать Зое, а я скажу Мэл. — Он лишь улыбнулся, когда Даны нахмурилась. — Ты сама пришла ко мне, милая. Теперь я в теме.
— Я, правда, очень признательна тебе…
— О, дорогая, день, когда я могу сделать что-нибудь за спиной у нашей нацистки, для меня как праздник.
Тем не менее, Тод бросил осторожный взгляд по сторонам, прежде чем открыть дверь в то, что когда-то было кабинетом Мэлори, а теперь стало владениями Памелы.
— Ох, Боже, что она сделала с моим кабинетом?
— Отвратительно, не так ли? — Тод и вправду содрогнулся. — Как будто на стены стошнило Людовика XIV. Одна радость, ей действительно приходится смотреть на все это.
