– Что это ты читаешь? – каменным голосом произнес Киндерман.
– "Женская одежда", ежедневный выпуск. А что? – Иезуит скосил глаза и увидел медведя. – Это мне?
– Я подобрал его на улице и решил, что это как раз для тебя.
– О!
– Тебе не нравится?
– Цвет чуток подкачал, – с важностью изрек Дайер. И вдруг зашелся в кашле.
– Так, я все понял. А кто пытался меня убедить, что ничего серьезного? – упрекнул его Киндерман.
– Кто же знал? – угрюмо буркнул Дайер. Киндерман облегченно вздохнул. Теперь-то он был убежден в том, что за здоровье Дайера опасаться нечего и что тот ровным счетом ничего не слышал об убийстве. Следователь вручил священнику кулек с гамбургерами и медведя.
– На вот, возьми, – проворчал он и, пододвинув стул поближе к кровати, плюхнулся на него. – Не могу поверить, что ты так увлекся «Женской одеждой».
– Я должен быть в курсе всех событий, – возразил Дайер. – Я ведь не в вакууме даю духовные наставления.
– А тебе не кажется, что на твоем месте лучше было бы почитать религиозные газеты? Или какую другую литературу? Ну, например, «Духовные упражнения», а?
– Там ничего не сказано про моду, – уклонился Дайер.
– Жуй гамбургеры, – предложил Киндерман.
– Но я не голоден.
– Тогда можешь съесть только первую половину. Это твое твои любимые, из «Белой башни».
– А вторая половина откуда?
– Вторая – прямо из космоса, непосредственно с твоей родины.
В палату приковыляла полная, коренастая медсестра. Вид у нее был усталый. В руке медсестра несла резиновый жгут и шприц.
– Надо взять у вас кровь на анализ, святой отец, – сообщила она Дайеру.
– Опять?
Сестра застыла на месте.
– Что значит «опять»? – удивилась она.
– Только что, минут десять назад, у меня уже брали кровь.
– Вы, наверное, шутите, святой отец? Дайер поднял руку, и на внутренней стороне локтя мелькнул маленький кусочек пластыря.
– А вот и дыра, – добавил он.
– Черт побери, а ведь и правда, – возмутилась сестра.
Резко повернувшись, она с воинственным видом покинула палату. Спустя мгновение коридор огласился ее свирепым воплем:
– Кто посмел зайти к этому парню? Дайер уставился на распахнутую дверь:
– До чего же мне по душе такое внимание и забота, – пробормотал он.
– Да, здесь довольно мило, – согласился Киндерман, – Спокойненько и полнейшая тишина. Да, кстати, а как у вас здесь с учебной тревогой?
– О, я совсем забыл, – встрепенулся вдруг Дайер. Он дотянулся до ящика тумбочки и, выдвинув его, извлек оттуда вырезанную из журнала карикатуру. Потом, со словами: «Специально берег для вас», – протянул ее Киндерману.
Следователь посмотрел на картинку. Там был изображен бородатый рыбак рядом с гигантским карпом. Надпись гласила: «Эрнст Хемингуэй во время пребывания в Скалистых горах выловил карпа более пяти футов длиной, но потом-таки передумал писать об этом».
Киндерман суровым взглядом окинул Дайера и поинтересовался:
– Где ты это достал?
– Вырезал из «Санди Мессенджер». Знаешь, а мне немного легче. – Он вынул из пакета гамбургер и начал с аппетитом уплетать его. – М-м, спасибо, Билл. Это прекрасно. Кстати, карп до сих пор плавает в ванне?
– Его казнили вчера вечером. – Киндерман с удовольствием наблюдал, как Дайер принялся за вторую порцию. – Матушка Мэри откровенно рыдала за столом. Что же касается меня, то я хладнокровно принимал в это время ванну.
– Это чувствуется, – заметил Дайер.
– Как вам нравятся гамбургеры, святой отец? Кстати, сейчас ведь великий пост.
– Я освобожден от всех постов, – возразил Дайер. – Я болен.
– А на улицах Калькутты дети умирают от голода.
– Они не едят коров, – парировал Дайер.
– Все, сдаюсь. Еврей, выбирая в друзья священника, получает кого-нибудь вроде Шардена. А что мне досталось? Священник, который интересуется новинками женской моды и обращается с людьми так, будто у него в руках кубик Рубика, он вертит его во все стороны, как ему понравится. Главное, чтобы получился один цвет. Кому все это надо?
– Не желаешь гамбургер? – Дайер протянул Киндерману кулек.
– Пожалуй, один съем. – Глядя на аппетитно жующего Дайера, лейтенант почувствовал, что и впрямь проголодался. Он сунул руку в кулек и вынул гамбургер. – Мне они особенно нравятся из-за этих маленьких маринованных огурчиков. Без них как будто что-то теряется. – Киндерман отхватил здоровенный кусище, и как раз в этот момент в палату вошел врач.
– Доброе утро, Винсент, – поздоровался Дайер. Амфортас кивнул и, остановившись возле кровати, взял со столика карту назначений и молча пробежал ее глазами.
– А это мой Друг лейтенант Киндерман, – представил следователя Дайер. – Билл, познакомься, это доктор Амфортас.
– Рад познакомиться, – приветливо окликнул врача Киндерман.
Казалось, Амфортас не слышал его. Он что-то записывал в карте.
– Меня вроде завтра выписывают, – начал было Дайер.
Амфортас кивнул и положил карту на место.
– А мне здесь понравилось, – заявил Дайер.
– Да, и медсестры тут просто потрясающие, – добавил Киндерман.
Впервые за все время Амфортас взглянул на следователя. Лицо его по-прежнему оставалось безучастным, глаза серьезными, но в глубине этих грустных, темных глаз скрывалась какая-то тайна. «О чем он сейчас думает? – размышлял Киндерман. – Неужели я вижу улыбку в этих полных печали глазах?»
Их взгляды встретились лишь на мгновение, потом Амфортас повернулся и вышел из палаты. В коридоре он сразу же свернул налево и скрылся из виду.
– Твой врач, похоже, хохочет без умолку, – пошутил Киндерман. – С каких это пор талантливые трагики занимаются медициной?
– Бедный парень, – посочувствовал Дайер.
– Бедный? А что с ним случилось? Вы уже успели подружиться?
– Он потерял жену.
– А, понимаю.
– Он так и не оправился полностью.
– Развод?
– Нет, она умерла.
– Жаль. И давно?
– Уже три года, – ответил Дайер.
– Это гигантский срок, – заметил Киндерман.
– Я знаю. Но она умерла от менингита.
– Что ты говоришь!
– И он до сих пор не может простить себе этого. Он сам лечил ее, но не смог не только спасти, но даже облегчить ее страданий. И это разрывало его сердце, сегодня он работает здесь последний день, а затем увольняется. Он решил посвятить всего себя исследовательской работе. А начал он свои опыты как раз, когда она умерла.
– А что он исследует? – заинтересовался Киндерман.
– Боль, – охотно пояснил священник. – Он изучает боль.
Казалось, Киндерман слегка оживился, услышав это.
