Я с беспокойством вглядывалась в смутные очертания стены, окружавшей конный двор, в надежде, что кто-то из слуг услышит шум, производимый Пашой, и придет ему на помощь. Судя по звукам, он, похоже, пробил своей железной подковой дерево и застрял в двери стойла. Так лошадь может сломать ногу.
— Кто-нибудь сейчас услышит его, — пробормотала я. — Может, Уолтон или Карсон.
Хотя трудно представить, чтобы Уолтон справился с Пашой. Но когда кто-нибудь услышит, выйдет из боковой двери дома и пройдет в конный двор, будет виден отблеск света за стеной.
Я нервничала и нетерпеливо ждала, вглядываясь в темноту. Удары стали громче. Затем Паша закричал. Крик лошади похож на человеческий. Он отличается от ржания. Этот звук полон боли и ужаса. Теперь ясно, что Паша сильно ушибся. Но все вокруг меня в доме оставалось тихим и равнодушным.
Я вспомнила, что Брюса Монро, который мог услышать и помочь Паше, не было дома. Харви Сангер, наверное, глубоко погрузился в пьяный сон, да и в любом случае маловероятно, что он мог оставить постель для того, чтобы помочь лошади.
Внезапно, движимая чувством долга, более сильным, чем страх, я принялась ощупью отыскивать пальто, натянула его, затем надела туфли. Я помнила, как Паша верно стоял рядом со мной, когда с легкостью мог убежать, оставив меня один на один с этими ужасными гепардами.
Убрав стул, я открыла дверь, пытаясь убедить себя, что мой поступок не требовал большой храбрости, поскольку гепарды не могли перепрыгнуть через стену и пробраться на конный двор, так же как не могли забраться туда и другие животные. Мне предстоит просто спуститься по лестнице в конце коридора, дойти до боковой двери и выйти в конный двор. А он надежно закрыт. Никто не мог проникнуть туда из сада.
То, что я делала, было абсолютно безопасно и разумно, уверяла себя я, просто посмотрю, что случилось с Пашой, и, если ничего не смогу сделать, что ж, тогда разбужу Уолтона, а он позовет кого-нибудь на помощь.
Я осветила фонариком оба конца коридора и обнаружила, что он пуст. Совершенно не было причин для того, чтобы сердце так сильно билось, когда я осторожно пробиралась по коридору к лестнице. Но в темном и пустом доме было жутко. Сюда не доносился шум, производимый Пашой, так что его, возможно, совершенно не было слышно в помещениях для слуг или в комнатах Симоны и Сангера, в другом конце дома. Поскольку только моя комната находилась неподалеку от конного двора, то именно мне предстояло помочь бедному животному, если только это мне по силам…
Я никогда не пользовалась этой лестницей прежде. Свет моего фонарика выхватывал покрытые ковром ступени. Они, как и все в Кондор-Хаус, содержались в абсолютном порядке. Я бесшумно спускалась. Лестница повернула, и подо мной оказалась боковая дверь. Я знала, что она открывалась прямо в окруженный стеной, выложенный булыжником двор, окружавший конюшни.
Внезапно Паша снова закричал, забил копытами, затем остановился. Я испуганно подскочила, звуки здесь казались намного громче и страшнее, чем в моей комнате.
— Иду, мальчик! — пробормотала я, подбадривая скорее себя, так как лошадь не могла меня отсюда услышать.
На двери был длинный засов и замок с пружиной. Я отодвинула засов, открыла дверь и нервно выглянула во двор.
Я могла бы повернуть назад, но Паша снова заржал и затопал подковами, хотя без прежнего отчаяния, словно чувствуя, что я иду, и прося меня о помощи.
Удостоверившись, что дверь у меня за спиной открыта, я вышла в конный двор. Ветер был сильнее, чем казалось, и я задрожала теперь не только от страха, но и от холода.
Потребовалось усилие, чтобы оторваться от двери и медленно пойти по неровному, выложенному булыжником двору по направлению к конюшням.
Дверь конюшни была закрыта снаружи. До меня доносились нервные передвижения лошади из первого стойла. Следующая дверь вела в амбар, за ним находилось стойло Паши. Дверь амбара была закрыта на висячий замок. Свет моего фонарика заметался в поисках второго стойла, и когда я его увидела, то пришла в ужас.
Как я и предполагала, Паша бил подковами в дверь и расколол одну из досок, расколол очень сильно и застрял в пробитом отверстии, так что подкова торчала наружу, а волосы за копытом окрасились кровью. Зазубренный край дерева впивался в его ногу все сильнее каждый раз, когда он пытался втянуть ее назад. Мне были видны разорванная кожа, плоть и белое, похожее на шнур сухожилие, обнаженное и окровавленное.
Он снова рванулся назад, словно хотел показать мне, в какую беду попал.
Свежая струя темной крови потекла вниз и окрасила булыжник.
— Спокойно, Паша, это я, — ласково произнесла я. — Спокойно. Все будет хорошо.
Он заржал и замер в ожидании. Я слышала, как он фыркает и тяжело дышит за деревянной дверью, готовый снова рвануться назад, прикоснулась к его ноге над раной, нежно погладила его, успокаивающе разговаривая с ним и чувствуя, как он дрожит под моими прикосновениями. Но как помочь лошади? Если я попытаюсь высвободить его ногу, а он потянет ее назад, то сможет раздробить мне руки — у меня не хватит сил удержать его.
В кармане моего пальто лежал шарф. Я просунула его конец под щетку волос над копытом и обмотала в несколько рядов вокруг ноги, так что получилась толстая повязка. Паша тихо ржал и фыркал за дверью напротив моего лица, пока я успокаивающе с ним говорила. Он стал понемногу успокаиваться, понимая, что я пытаюсь ему помочь. Я завязала шарф. Теперь, по крайней мере, его нога будет хоть немного защищена от зазубренных краев расщепленного дерева.
Я снова взяла фонарик и принялась рассматривать сломанную доску. Подкова расколола толстую доску посередине, а края, вернувшись на место, крепко сжали его ногу. Теперь он не мог просунуть подкову назад. Каждый раз, пытаясь это сделать, он травмировал ногу все сильнее.
Теперь Паша немного успокоился, словно испытывая уверенность в том, что я сумею все уладить. Но, судя по тому, как раскололось дерево, я не смогу вытащить его ногу. Дверь была крепкой и открывалась наружу. И каждый раз, когда он пытался вытащить ногу, то всего лишь оттягивал расщепленную доску вдоль дверного проема.
Я в отчаянии покачала головой:
— Зачем ты это сделал, Паша? Ты уже должен был знать, что кошкам здесь до тебя не добраться. Почему ты впал в панику? И как теперь вызволить тебя отсюда?
Он тихо заржал, приподнял ногу и снова положил, но не потянул ее назад, наверное, после того, как я перевязала эту ужасную рану, он почувствовал себя лучше.
Нам был необходим мужчина с пилой, чтобы распилить проклятую доску. Впрочем, возможно, я и сама смогла бы помочь, если бы мне удалось найти какой-то достаточно длинный предмет, чтобы приподнять доску, одновременно отодвинув ее в сторону, чтобы освободить ногу. Я принялась обдумывать такую возможность. Для этого придется приподнять ногу Паши настолько, чтобы просунуть под нее мой импровизированный рычаг, и в своем нынешнем, более или менее умиротворенном состоянии он, по-видимому, позволит сделать это. Он практически сможет сам освободиться, когда почувствует, что доска больше не сдавливает его ногу.
