Вот довольно-таки сбивчивое описание того, что я почувствовал в темном автобусе Ленинград-Новгород в предновогодний вечер 1987 года. К сожалению, я не смог понять, осознать или эксплицировать это чувствование или видение… А потом я и вообще пошел по накатанной дорожке: примерил на магическую вселенную ризы меонической свободы Бердяева и пошел-поехал по стезе русской философии (или теософии?)
Серебряного века. Осознание внутреннего родства магической вселенной и буддизма пришло много позднее. Бездонность и неисчерпаемость мира как явление пустотности сущего в его изначальной открытости…
И блеск Фаворский воссияет в славе
Обители нетленной Божества,
Сольются все в восторге торжества,
И встретят нас собравшиеся в храме.
Огонь небесный в сердце наше канет,
Преображая наше существо.
Духовным плотяное вещество
Из тлена смерти в бытие восстанет.
И лицезрения святых красот
Сподобится обоженнде сердце,
Парящее среди иных высот.
Пурпуровый немеркнущий восход
Планет и звезд, ликующее скерцо
Прозрачной ясности родных пустот.
Глава VI, в которой появляются и крепнут подозрения, а некий юноша оказывается зрелым мужем
Снова неприсутственный день. Я ломаю голову над загадкой похищения ДМТ-Ф и ничегошеньки-то в эту голову не приходит. Кроме одного: что психоделик в бессознательном состоянии украл я сам. Но если это так, то где он? Или я, пребывая в странной деменции, не только украл его, но и куда-то припрятал, а теперь амнезия и т. д. и т. п. В общем, жизнь моя постылая, жизнь трансцендентальная… Ни до чего не додумавшись, я выключил компьютер, за который, правда, немедленно уселся Филипп и начал играть в «Хитмэна». Я же отправился к Инне, и мы весь вечер просидели у телевизора, болтая о каких-то совершенно посторонних вещах. Инна прекрасно понимала, что со мной что-то не то, но не пыталась ничего выпытать (и слава Богу — я бы сломался, а это уж совсем ни к чему), а, наоборот, отвлекала и успокаивала, совершенно ненавязчиво, для постороннего наблюдателя просто-таки незаметно. В результате Филипп заигрался аж до второго часа ночи (потом он уверял нас, что прошел своего «Хитмэна» до конца — целиком и полностью), а я добрел до постели и вообще уже при свете, часов в пять, не раньше.
Уже около полудня, однако, я был в институте, преисполненный решимости разобраться со всеми тайнами (по крайней мере в той их части, в которой они имели отношение ко мне) и отгадать все загадки. В секторе меня ожидал сюрприз. Ко мне подошла Елена Сергеевна Воронова, много лет сидящая над темой «Психопрактика в текстах ранней брахманической прозы», и томно произнесла:
— Костя, тут еще в понедельник вас по всему институту искал один молодой человек, но не нашел и оставил записку. А я позавчера забыла ее вам передать — такие магнитные бури, ничего не соображаю.
И протягивает мне записку.
Разворачиваю ее и читаю: «Привет! Позвони мне, как сможешь: очень поговорить надо. Илья Гданьский».
Тут меня прямо пот прошиб: значит, Илья приходил в институт как раз в то время, как я уходил в хранилище, а потом встретился с Андреем и с ним ушел из института! Вот оно! Илья! Он последнее время совсем помешался на мессиях, саббатианстве и каббале, просто мания какая-то. Чего он мне последний раз наговорил про свое мессианство, 1956 год рождения и двух Светах! Тут явно собака и зарыта. Думать, думать надо. Я снял с полки справочной литературы какой-то том (им оказалась книга: С. П. фон Бок. «Российские психологи. Биографический словарь». М.: Наука, 1997)5 раскрыл его наугад и сделал вид, что углубленно изучаю сей шедевр, на самом деле погрузившись в раздумья и дедуктивные построения а ля Шерлок Холмс. В результате я надумал следующее. Илья помешался на том, что он и есть очередной еврейский мессия, наследник дела Иисуса и Саббатая Цеви (мания величия, дамы и господа). Откуда-то он узнал про фул-канеллин и вообразил, что в его руках он станет мощным средством спасения мира (я облился холодным потом). Черт его знает как (психиатр, все-таки) — он гипнотически воздействовал на меня (то-то я вообразил, что Ходоков не у себя, а в хранилище) и заставил украсть препарат. Потом он где-то затаился поблизости, скажем, за дверью, набросился на меня, прижав мне ко рту тряпку, пропитанную какой-нибудь наркотической гадостью (что они там в своей психиатрии применяют?), а то и инъекцию прямо через одежду сделал, отобрал ДМТ-Ф и оставил в полной беспомощности и обмороке на лестнице, где меня и нашел Андрей. Сам же был таков. Правда, зачем в таком случае он мне записку оставил? Алиби себе готовил, не иначе. Чтобы в случае чего объяснить свой приход в институт. Здорово! Все сходится. Я оставил творение госпожи фон Бок на столе и ринулся на первый этаж в туалет, как если бы меня одолел острый приступ диареи. В кабинке (на ум пришли дурацкие стишки одного университетского приятеля: «Медитация, апперцепция, тезис о единстве мира. / Как с такою глобальной концепцией я вмещаюсь в кабинку сортира?») я стащил штаны и стал рассматривать свои бедра и икры. Увидев какое-то красное пятнышко (в другое время я принял бы его за укус комара или еще какого-нибудь насекомого), я окончательно возрадовался своим дедуктивным способностям и решил, что это и есть след от инъекции, сделанной мне на лестнице коварным Гданьским. Я вернулся в кабинет, какое-то время полистал, не вчитываясь, «Биографический словарь» и часа через полтора сделал запись в журнале посещаемости, что ушел в БАН знакомиться с новой литературой по теме. Выйдя из кабинета, я подошел к телефону общего пользования, стоявшему на подоконнике в коридоре и позвонил Илье. Ответил женский голос:
— А Илья на работе, позвоните ему в клинику.
— А телефончик не дадите?
— Конечно, дам, записывайте.
Через минуту я уже звонил в частный психотерапевтический центр «Асклепий». Трубку взял сам Илья.
— Привет, привет! Чего не звонил? Я уж весь изнервничался. Давай встретимся сегодня. Заходи ко мне домой часиков в семь.
А ну его, подумал я, кто его знает, шизофреника. Еще убьет как потенциального свидетеля (нет человека — нет проблемы, как учил некогда лучший друг физкультурников и светило языкознания).
— Нет уж, лучше вы к нам.
— Ладно, ладно. Постараюсь не опаздывать, буду в семь-полвосьмого. Принести чего-нибудь? Нет? Ну как хочешь…
Короткие гудки. Никого не встретив на своем пути — в пятницу приходят далеко не все, — я покидаю институт и быстро устремляюсь домой готовиться к визиту подозреваемого.
