— Так вы не шутите что ли? — изменившимся голосом спросил он.
— Так что у тебя за идея? — спросила Сима, когда, вооружившись, мы двинулись вперед по насыпи.
— Помнишь, что рассказывал Козлов? — сказала я, — Зоя Гордеева, старшая ведьма, пропала возле будки обходчика. Там же ее видели годы спустя. Ее логово где-то поблизости. Ты знаешь, где эта будка, Воробьев? Она далеко?
— Видимо, речь о старой будке. Километра три с половиной отсюда, — ответил журналист, — Она больше не действует, за поворотом на Верхнеборск поставили новую. Но заброшенное строение осталось.
После того, как Воробьев понял, что ведьма существует, и наши намерения на ее счет серьезны, он несколько попритих и послушно брел следом за нами, таща с собой пакет с бензиновой канистрой.
Одноколейка резво бежала по просеке в лес, и он принимал ее в объятья, обступая деревьями, окружая кустами орешника. День обещал стать погожим, но солнце пока медленно согревало воздух, и он дышал почти осенней сыростью. Вокруг было тихо, остатки тумана в ельнике по правую руку от нас, собирали и приглушали звуки — шелест набегающего ветра в ветвях и далекий перестук дятла. Сима, шедшая рядом со мной по самому скату насыпи, подняла голову и прислушалась, впитывая эту негородскую тишину. Судя по выражению ее лица, моя лирическая сестренка почти забыла, зачем мы отправились на природу. Очарование местности нарушил Воробьев.
— Вообще место, куда мы идем, не сказать, чтобы дикое, — с сомнением заметил он, — Там и поезда ходят, и грибники то и дело шныряют вдоль да поперек путей. В лесу там сплошь и рядом тропинки. Собаке, пардон, лапу задрать негде, не то что бабе-Яге устроить логово. И как оно вообще должно выглядеть? Избушка на курьих ножках?
Он насмешливо хмыкнул.
— Типа того, — согласилась я.
Сима бросила на меня взгляд, говорящий, что она разделяет сомнения Воробьева.
— А все-таки, — сказала она, — Что и где мы будем искать?
— Иголку в стоге сена? — подхватил Воробьев.
— Лес не так велик, — заметила я, — Конечно, массированно прочесать его было бы надежнее, но наша численность этого не позволяет. Будем полагаться на дедукцию. Кстати, а известно, где конкретно пропали те двое подчиненных твоего друга Кувшинова?
— Они находились вместе и последний раз сообщили по рации, что идут через овраг в рябиннике, — поделился Воробьев секретной милицейской информацией и остановился на полушаге, — А ведь рябинник начинается недалеко от насыпи, чуть правее старой будки! Неужели правда, ваша баба-Яга прячется где-то рядом?
— Давайте сначала дойдем, а там и посмотрим, — предложила я.
К старой будке обходчика путей мы вышли в молчании. Лесная тишина давила, и разговор в ней не клеился. Впереди за растущими вдоль насыпи молодыми дубками послышался гудок, и навстречу мимо нас проехал маневровый тепловоз. Машинист обернулся из окошка, разглядывая двух девиц с обрезами через плечо и парня, волокущего за ними сумку. Воробьев остановился на краю насыпи и указал на маячившие чуть в стороне останки серого кирпичного домика с развалившейся шиферной крышей.
— Вот собственно. И куда теперь?
Сима вопросительно смотрела на меня. Я поискала глазами какую-нибудь высокую точку, чтобы осмотреться.
— На дерево что ли влезть, поглядеть кругом?
— Лучше туда, — Сима указала на домик, чернеющий провалами окон и двери.
Мы подошли к будке, продираясь через бурьян. Воробьев галантно подал мне руку, помогая взобраться на обвалившийся кирпичный угол. Я отдала ему обрез.
— Держи стволом вниз.
— Я знаю, как пользоваться, — немного обижено заметил Воробьев, — Кстати, а можно еще несколько ужасных подробностей? Вы говорили о внучке. Я так понимаю, это фигуральное выражение? Внучка, значит, преемница, следующая баба-Яга.
— Умный ты парень, Воробьев, — одобрила я, схватилась за верхний край стены и взобралась на самый верх одноэтажного строения, — Так и есть. Баба-Яга нашла себе наследницу. Ларису-директрису из музыкальной школы.
— Перфильеву? — ахнул Воробьев и несколько минут ошарашено глядел на меня снизу вверх, — Ну, как-то это…Ее все здесь знают…Хотя, она одинокая, не замужем. Для бабы-Яги в самый раз.
— Вот и мы так подумали, — отозвалась я сверху, — А ты женат, Воробьев?
— Уже нет, — во взгляде Воробьева появилось оживление, — Развелся и довольно давно.
— Эт хорошо, — обрадовалась я, заметила, что Сима, стоя в сторонке, слушает с хитренькой ухмылкой, и перевела разговор на дело, — А что вон там?
Просека, по которой пролегала одноколейка, забирала вправо, в дубки, делая поворот. В левую же сторону от развалин будки мимо молодой рябиновой поросли тянулась еще одна узкая прогалина. На ней между высокими стволами деревьев буйно произрастали гигантские зонтики борщевика. Они возвышались в человеческий рост и толщиной были что твой бамбук.
— Там видишь, что за гадость, — глядя на борщевик, поморщился Воробьев, — Особо желающих лезть туда нет.
— А я когда карту в Интернете смотрела, — вспомнила моя умница-сестра, — видела в этом месте тонкую такую линию, как раз в том направлении.
Она прочертила ребром ладони воздух, обозначая траекторию. Я посмотрела сверху на Воробьева.
— Что это может быть, Артем?
Воробьев озадаченно потер ладонью подбородок.
— Не иначе старая железная дорога, — предположил он, — До войны в той стороне были склады. К ним вело небольшое ответвление. Там давно ничего нет, одна крапива, но путь остался, он тупиком заканчивается.
— Вот туда и пойдем, — распорядилась я.
— Борщевик ядовитый, — предостерегающе изрекла Сима.
— Я вас краем леса проведу, — предложил Артем, — Не со стороны рябинника, а по правому краю, где дубы растут. Главное от прогалины не отдаляться, тогда не собьемся.
— Двигаем, — я присела на край стены, чтобы спрыгнуть.
К моему удовольствию Воробьев опять меня подхватил. Сима с насмешливой укоризной покачала головой. Я показала ей язык. На этом шутки кончились. Обходя ядовитые кущи, мы оставили просеку позади и углубились в лес.
Время бежало впереди нас, но я старалась об этом не думать. Как и о том, что мы найдем в конце старого железнодорожного пути. Перепуганных девчонок, запертых в погребе, или тупик?
Часам к девяти — половине десятого мы миновали заросли борщевика и смогли выйти из леса на прогалину. Здесь борщевик сменила высокая, почти до пояса трава, перемежавшаяся низкорослыми кустиками. От насыпи, некогда проходившей по этому месту, не осталось и воспоминаний. Старые ржавые рельсы были едва видны под разбушевавшейся растительностью. Местами они ушли в землю, кое-где их покрывали зеленые подушечки молодила. Артем подобрал сломанный ствол молоденького клена, очистил от веток и этой палкой раздвигал кусты и траву, чтобы не потерять рельсы из виду. Солнце уже приподнялось над лесом и наливалось жаром, обещая подарить земле последнее летнее тепло.
