рты были забиты клыками, похожими на осколки зеркального стекла. Но нечеловеческие существа были не единственными участниками: двое мужчин, гнилых, но вполне себе живчиков, трахали "в два смычка" несчастную молодую женщину; Джессика только надеялась, что художник ошибся, изобразив ее скорее подростком, чем женщиной. Еще одна женщина, такая же молодая, была прикована к деревянному столу, ноги расставлены так широко, что бедра, должно быть, были сломаны. Ее лицо застыло, как в "Крике" Мунка [18].И она была безобразно беременна.
Но самым странным был причудливый элемент "таверны", где на заднем плане действительно была длинная барная стойка, за которой сидели проницательные клиенты, в основном люди, повернувшись на своих табуретах с коктейлями в руках, и наблюдая за отвратительным праздником, происходящим в центре заведения...
Джессика снова поперхнулась при этом воспоминании, у нее закружилась голова, и она, спотыкаясь, стала бродить по темным закоулкам спальни в поисках каких-нибудь следов виски мистера Руле. В конце концов, ее рука нащупала бутылку, и она, пошатываясь, вернулась на кухню.
- Блядь! Блядь! Бляяядь!!!
Она сделала большой глоток из бутылки, ее глаза расширились, затем она сглотнула. Изысканная жидкость обожгла ей горло и расцвела в животе. Как люди пьют это дерьмо? - возмущеннo подумала она, но мгновение спустя в ее голове вспыхнул столь необходимый шум.
Блядь. Кто мог нарисовать такую ужасную картину? Какой больной на всю голову художник мог додуматься до такой концепции для произведения искусства? И что еще хуже... Только по-настоящему извращенный человек захочет чего-то подобного...
Мистер Руле.
И было что-то еще, не так ли?
Она вернулась в темную спальню, мотивы ее были на автопилоте. Это было не для того, чтобы снова взглянуть на фотографию - Боже, нет! - это было ради SD-карты, которую она видела.
Мгновение спустя она уже держала карточку в руках и сидела перед большим экраном компьютера. Она вставила карточку в прорезь, открыла файл и уже никогда не была прежней...
* * *
В ярости она помчалась в больницу. У нее больше не было ни малейшего беспокойства о благополучии Руле, она только хотела встретиться с ним лицом к лицу. Ее больше не тошнило, потому что больше нечем было блевать.
Все было так просто: картина "таверна в аду" со всеми ее ужасными подробностями была создана из реальности, это была интерпретация образа в фотографию.
И эта "фотография" была "без рамки" на четырехчасовой SD-карте, которую она нашла на комоде Руле.
Она не могла наблюдать за всем происходящим, и сомневалась, что кто-то в здравом уме мог бы это сделать. Место на картине было реальным: таверна, или танцевальный клуб, или что там еще, расположенное в каком-то заброшенном хадейском гроте, освещенное факелами из горящей смолы. Весь плотский и загробный ужас картины развернулся перед глазами Джессики в разрешении High Def 1080p. Камера неторопливо бродила по пещере, будто это был глаз случайного наблюдателя. Одно злодеяние за другим, в течение нескольких часов, разворачивалось на экране, все, что она видела на зловонной картине и в сотни раз больше. Несколько зрителей, сидевших за стойкой, казалось, кивнули в сторону камеры, словно это был их знакомый. Среди них была изящно одетая пожилая пара, мужчины с тонзурами [19] и в мешковатых стихарях [20], женщина с кожей черной, как вулканическое стекло, с лысой головой, украшенной замысловатыми шрамами, с мочками ушей, закрученными в кольца, и шеей, вытянутой на полфута выше нормы, благодаря медным кольцам. Одна молодая современная пара непристойно целовалась и ласкала промежности друг друга; на них были одинаковые рубашки с надписью: "НЕЗАВИСИМЫЙ БАР", рядом с ними стоял человек в регалиях и шлеме римского легионера, около 100 года до н.э. Все восхищенно смотрели на ужасные зверства, происходящие на том, что должно было быть танцполом, некоторые с небрежностью мастурбировали.
Но затем камера отважилась углубиться, хотя каменный арочный коридор был окрашен в белый цвет закисшей коркой. Здесь горело меньше факелов, что, возможно, и к лучшему, через каждые несколько ярдов появлялась ниша, в которой обнаруживалось все больше зверств и какодемонических сексуальных актов, утроивших тенор членов клуба. Камера никогда не задерживалась над каждым откровением, лишь входила и выходила, входила и выходила. Служители явно не были людьми, потому что у людей не могло быть ни огромных крыльев, сложенных за спиной, ни колючих ушей, ни рогатых голов. Как ей показалось, контролировали все происходящее существа, похожие на скалы, которых она наиболее отчетливо запомнила на картине, те привратники Тартара с зубилом-выколотыми-прорезями для глаз; плотью, как кожа слизняка, туго натянутой на массивную мускулатуру и ртами, как ножом-прорезаных-щелей-в-глине. В каждой нише эти твари либо насиловали женщин до смерти, либо голыми руками расчленяли людей и нелюдей; потрошили, кастрировали и обескровливали их прямо там; наполняя всем этим сосуды с красными, раскаленными углями, размером с ванну - и делали все это, ухмыляясь в своём демоническом ликовании.
Остальные образы тоже пытались остаться в её памяти, но она отогнала их в сторону, припарковалась на стоянке для посетителей и поспешила в больницу, ничуть не смущаясь своей скупой одеждой (шлепанцы, обрезанные шорты и желтый топ) и нисколько не заботясь о том, что ее похотливо оценивают.
- Я пришла навестить пациента по имени Эдмунд Руле, - сообщила она пожилой женщине за стойкой справочной. - В какой он палате?
- Вы сказали Эдмунд Руле? - женщина казалась неуверенной, сбитой с толку. - Да, пожалуйста, присаживайтесь. К вам скоро кто-нибудь подойдет, - и она украдкой подняла трубку.
Джессика села в пустой приемной, все еще нервничая. Почему бы просто не сказать мне, в какую палату пойти? Разве что...
Теперь ей пришло в голову, что мистер Руле, должно быть, умер, и скоро придет врач или медсестра, чтобы известить ее. Бля, надеюсь, этот жирный псих не сдох. Я должна выяснить, что было на той карте... - и именно тогда в ее голове всплыл последний фрагмент видеозаписи: невидимый оператор, бродящий в задних отсеках этого дьявольского подземелья. Она уже догадалась, что "оператором" мог быть только сам Руле, и это подтвердилось в нескольких следующих кадрах, когда изображение пересекло овальное зеркало, в серебряных прожилках которого виднелись лицо и грудь молодого, стройного мистера Руле с крошечной камерой на лацкане, спрятанной в кармане рубашки.
Еще одна ниша будет осмотрена, прежде чем Джессика, сжавшись от тошноты, выключит экран.
Словно парящий глаз, камера поплыла в следующий ужасный каменный отсек. Очевидно, жертвами выбора в этих пропастях в основном были женщины; и женщина, о которой шла речь, лежала
