Я стоял на корточках, в глазах у меня стали появляться большие черные круги, через несколько секунд я потеряю сознание. В этот момент я увидел в руке Обуховой кухонный нож, она совсем забыла о нем и держала его скорее как указку, показывая Соне, чтобы та была поаккуратнее со мной. Я выхватил его у нее из рук и тут же полоснул ножом Соню по руке. Схватка твари не ослабла ни на грамм, Соня только еще яростнее зашипела.
– Не балуй, Витенька. Зачем тебе нож, отдай его мне, – Обухова наклонилась ко мне, намереваясь забрать нож обратно.
Тогда я со всей силы всадил его ей в бедро, при этом так глубоко, что, похоже, достал до кости. Татьяна Александровна истошно завизжала и упала боком на пол. Здоровенный нож торчал у нее в ноге.
– Ах ты, дрянной ублюдок!!! Мразь!!! Что, сучонок, сделал!!! А-а-а-а!!!
Ее крики были настолько яростными и оглушительными, что Соня на мгновение перестала меня душить и с недоумением уставилась на свою хозяйку. Этого мне хватило. Я схватил Соню за волосы, резко дернулся вбок и скинул ее прямо на Обухову. Бросок получился удачным, Соня всем своим телом упала прямо на выставленную ногу Обуховой, из которой торчал нож. Татьяна Александровна завыла от очередной порции боли.
– Что ты делаешь, дрянь?!! Не дай ему уйти, держи его!!!
Но было уже поздно. Я вскочил на ноги, схватил железную коробку с тетрадью, которые оказались возле окровавленной ноги Обуховой, и рывком открыл дверь, оказавшись в коридоре сарая. Я ринулся бежать, но увидел, что на ручке двери болтается висячий замок со вставленными в него ключами. Машинально бросив все свои находки на каменный пол, я вставил замок в скобу двери. Оказалось, как раз вовремя. В этот же миг на дверь изнутри мастерской обрушились мощные удары. Чудовище, именуемое Соней, ломилось наружу. Мне оставалось закрыть замок на ключ, но… но его, нахрен, нет! Блядь, в замке только что была целая связка ключей, где они?!! Я посмотрел под ноги, было уже темно и пола толком не видно. Видимо, когда я переставлял замок в скобу, связка соскочила вниз. Ключи были где-то под ногами, но я не мог нагнуться и искать их руками. Удары в дверь становились все сильнее, если я отпущу дверь, замок может слететь с петель, и тогда мне точно конец. Я стал шарить ногами по сторонам. Никакого характерного побрякивания я не слышал. Где эти сраные ключи?!! Я прижал плечом дверь и полез за мобильным, чтобы подсветить. Нажал на первую попавшуюся кнопку, мобильный жалобно пискнул, на секунду вспыхнул и тут же разрядился окончательно. Но этого мне хватило. Связка ключей лежала прямо под дверью, в то время как я шарил ногами по бокам от нее. Осталось только поднять ключи и закрыть эту парочку в мастерской. Я стал медленно приседать за ключами, по-прежнему подпирая дверь плечом. Что-то не так! До ключей оставалось несколько сантиметров. Что-то не так! Мои пальцы уже нащупали кольцо, на которое были нацеплены ключи. Неожиданно меня поразила мертвая тишина. Тишина была всепроникающая, глобальная. Не было слышно ни проезжающих вдалеке машин, ни шума ветра, ни чириканья птиц. Но самое странное, и при этом пугающее – за дверью мастерской было тоже тихо. Только сейчас я заметил, что в дверь никто уже не ломится, а Татьяна Александровна перестала не только кричать, но даже стонать, хотя у нее в ноге был большой кухонный нож. И в этот момент тишина прекратилась.
– Убей его, он нам больше не нужен!
За диким криком Обуховой тут же раздался чудовищный удар в дверь. Как будто били не руками или ногами, а каким-то осадным орудием. Дверь чуть не сошла с петель и по инерции ударила меня в висок. Это было даже больнее удушения. Еще один такой удар, и меня больше не надо будет убивать. Пересилив желание взяться двумя руками за ушибленную голову, которая безумно ныла, я схватил ключи и поднялся к замку. Тут же прошел еще один удар, связка чуть не выпала у меня из рук, а вместо удара по голове дверь прищемила мне указательный палец. Это оказалось еще больнее.
– Да что же вы, суки, творите?!!
В бешенстве я стал вставлять поочередно ключи в замок, которые, как назло, один за другим не подходили. К тому же еще и замок был настолько ржавый, что непонятно было, подошел бы ему его собственный ключ. Наконец, что-то приятно звякнуло, один из ключей подошел. Я сделал еще один оборот, раздался третий удар в дверь, но замок висел крепко. Правда, дверь ходила ходуном, и такие удары долго она не выдержит, нужно было спешить.
Из мастерской раздался озлобленный крик Татьяны Александровны:
– Гаденыш, ты умрешь этой ночью! Тебя уже никто не спасет! Ты слышишь меня?!! Никто!!!
Я поднял с пола коробку и дневник Димки и выбежал на бетонную дорожку, ведущую к дому Обуховых. Свежий воздух меня взбодрил и вернул трезвость мышления. За спиной раздавался шум ударов в дверь и приглушенные крики Обуховой. Времени у меня было не много. Первым желанием было сорваться на все четыре стороны отсюда и бежать, бежать, пока хватит сил, искать где-то спасения. Но я тут же подавил это желание и стал лихорадочно мыслить, быстро семеня к дому Обуховых.
Куда бежать? Я в незнакомом городе, сейчас поздний вечер, почти ночь. И в каком я виде? Я на секунду приостановился, оглядев себя. Грязные джинсы, все в земле, крови и соломе и почти такие же кроссовки, хотя еще вчера я мог сказать, что они были белыми. И больше ничего. Голый торс был в земле, ссадинах и крови. Куда в таком виде можно бежать? Только в милицию или психушку. Я остановился перед крыльцом дома, дверь была открыта нараспашку, и внутри горел свет. Удары за моей спиной все еще раздавались, значит, они еще не выбрались. Я решился. Пройдя веранду, я оказался на кухне и тут же вспомнил, что ничего не ел почти сутки, и, если не считать бутербродов прошлого вечера, которыми меня кормила Обухова, нормально я не ел уже два дня.
Я открыл холодильник, в лицо мне ударил неприятный запах, видимо, Обухова не утруждает себя готовкой вкусной и здоровой пищи. На полках стояли полуоткрытые банки с каким-то не очень аппетитным мясом и подозрительными салатами. На боковой дверце я обнаружил полбатона колбасы, понюхал ее (вроде ничего) и достал из холодильника. Рядом лежал чуть заплесневелый сыр, его я тоже достал. Все остальное съедобным мне не показалось.
Засунув колбасу в карман, а сыр водрузив на коробку с тетрадью, я проследовал еще в одну комнату и оказался в гостиной, где висели те самые черные часы из моего сна. Они в этот момент показывали 23.23. Ну, конечно, а сколько же еще? Я ухмыльнулся и огляделся в поисках какого-нибудь комода или шкафа. И то и другое нашлось в последней комнате дома, где меня душила Соня.
