А теперь уже поздно.
На следующий день я решила отложить свой звонок в транспортное агентство в надежде на то, что Джеф все-таки простит меня. Но вестей от него я не дождалась и в конце концов приняла приглашение Кевина пообедать с ним.
Он привез меня в город. Мы зашли в отель «Крейвен» и, прежде чем пройти в обеденный зал, заглянули в бар чего-нибудь выпить. Там звучали смех и оживленные разговоры, однако все смолкло, едва мы появились в дверях. Пока мы шли к стойке, в зале продолжала висеть мертвая тишина. Все смотрели на нас.
Мужчина, рядом с которым остановился Кевин, демонстративно отошел в сторону. Я не сомневалась, что такая перемена в атмосфере бара была вызвана моей скромной персоной. Все в городе, конечно, уже наслышаны о том несчастном случае, в который я угодила в пятницу. И потом, я являлась дочерью Сары О'Мара, а это уже само по себе должно было привлекать любопытные взгляды. Впрочем, я чувствовала, что все присутствующие испытывают нечто большее, чем просто любопытство. Тишина, окружавшая нас, казалась зловещей. В глазах публики я читала только одно — обвинение.
Через некоторое время разговоры за столами возобновились, но как-то приглушенно. Создавалось впечатление, что все эти люди ждут от нас чего-то. В глазах бармена я уловила выражение, близкое к презрению. Он со стуком поставил перед нами заказ и тут же отвернулся.
Я нашла в себе силы непринужденно улыбаться Кевину, делая вид, что не замечаю реакции публики на наше появление. Мне пришло в голову, что всем уже известно не только о несчастном случае, но и о том, что я обвинила Рейчел. Все они были настроены против меня. Страх сковал мое тело. Мне хотелось бежать без оглядки, хотя я не собиралась обнаруживать это перед публикой. Я начала что-то лихорадочно говорить Кевину, отказалась от второго стакана и всем своим видом дала ему понять, что лучше поскорее убраться отсюда.
Когда мы направились к выходу, нас смерила вызывающим взглядом какая-то крепко сложенная женщина с красноватым цветом лица, а потом, повернувшись к своему кавалеру в твидовом костюме, громко проговорила:
— По-моему, она нисколько не лучше его самого.
Я знала, что она намекает на меня и Кевина, однако была, пожалуй, больше озадачена, чем рассержена, ее репликой.
К моему огорчению, когда мы вошли в обеденный зал, там повисла такая же неловкая тишина. Неизвестно откуда взявшаяся официантка средних лет направилась к нашему столику. Она приятно улыбнулась мне, но, увидев Кевина, тут же вся ощетинилась. Мне показалось, что такую реакцию можно объяснить только тем, что она увидела Кевина в компании со мной. В глазах ее была полная пустота, пока она выслушивала наш заказ, а выслушав, не произнесла ни слова, по-солдатски повернулась и ушла. Я больше не могла притворяться, что не замечаю, как реагируют люди на нас с Кевином.
Неестественно улыбнувшись, я проговорила:
— Похоже, ко мне здесь относятся без излишнего тепла.
— Что ты имеешь в виду, Дженни?
Кевин недоуменно смотрел на меня, а я так же недоуменно — на него. Я не могла поверить, что он настолько толстокожий, что не замечает того, как нас здесь встречают.
— Только не говори мне, что ты не чувствуешь холода, которым нас окружили, Кевин. Должно быть, это из-за того, что уже всему Балликейвену известно, какое обвинение я бросила в лицо Рейчел Фицпатрик.
У него от изумления открылся рот.
— Ты… Ты хочешь сказать, что высказала ей свои подозрения?!
Я кивнула.
— Я знала, что с моей стороны это глупо, но не могла сдержаться. Она так меня разозлила, что это вырвалось у меня помимо воли.
— С твоей стороны это было действительно глупо, Дженни.
Его упрек был воспринят как должное.
— Я и сама это понимаю. О, как я это теперь понимаю! — сказала я, присовокупив про себя пару «хороших» словечек в свой адрес. — Прости, Кевин, что тебе приходится испытывать всю тяжесть такого отношения только из-за того, что ты со мной.
Кевин мягко улыбнулся и положил свою руку на мою.
— Вот это пусть тебя не беспокоит, милая Дженни. Я привык, что ко мне здесь относятся как к заразному, и не обижаюсь.
— Ты хочешь сказать, что они неприязненно относятся и к тебе?
Мне было трудно в это поверить, ведь Кевин так дружелюбен. Я сразу же решила, что он просто пытается успокоить меня. А потом вспомнила вечер, когда мы с ним были на танцах. Там тоже нас приняли прохладно. Тогда я подумала, что это все из-за статьи. Но теперь, оглядываясь назад, чувствовала, что мое объяснение не вполне удовлетворительно. Если все дело и тогда было во мне, почему же бармен на танцах был так подчеркнуто груб именно с Кевином?
Мы молчали до тех пор, пока нам не подали суп. Когда официантка ушла, Кевин вновь улыбнулся мне:
— Пусть тебя это не задевает, Дженни. Я уже сказал, что привык к такому отношению. Признаюсь тебе, их враждебность направлена главным образом на меня, а вовсе не на тебя.
— Но почему?
— Потому что я работаю на Сару.
Я не могла поверить своим ушам.
— Ты хочешь сказать, что ей приходится проглатывать еще и это?
— Да. Ко мне у них такое же примерно отношение, как и к ней. Мы в Балликейвене котируемся весьма невысоко.
Я вспомнила о том, что за все время моего пребывания на ферме Сара ни разу не появилась в городе. Теперь это уже не казалось удивительным.
— Господи, ну почему же она не уедет отсюда?!
— Разве я тебе не говорил почему?
— Но это же бессмысленно! Пусть она продаст это хозяйство и купит ферму в другой части страны.
Кевин хохотнул.
— Что?! И наплюет на ни с чем не сравнимое ощущение триумфа, которое ее ожидает здесь? А ведь именно ради этого она и живет все последние годы. Только ради него. Она живет в ожидании дня, когда ферма О'Мара вновь займет свое достойное место на карте нашей округи.
— Какая она все-таки странная женщина! Я думаю, что, если это случится, местное население невзлюбит ее еще больше.
— А вот и нет. Тогда с ней будут считаться.
— Тебе, наверное, очень трудно жить в обстановке такой неприязни к себе.
— Нет, меня это не волнует. Я никогда не относился к категории людей, которые беспокоятся о том, что о них говорят другие.
Я поежилась:
— В этом городе бродит какой-то зловещий дух, Кевин. С трудом верится, что в наше время возможна ситуация, когда весь город объявляет бойкот двум людям. Значит, ты виноват лишь в том, что работаешь на Сару?
— Дело даже не столько в этом. Я для них «чужак». Я ирландец, но не отсюда. Тут много своих безработных, которые с радостью заняли бы мое место. Народу обидно, что места перехватывают заезжие птицы вроде меня.