Ознакомительная версия.
А может быть, так вышло не только из-за моего независимого характера, но и потому, что я дочь бывшего политзаключенного? Мой отец-сибиряк, переживший лагеря, уже в могиле, у нас на дворе семидесятые, знаменитая «оттепель» давно уже расквасилась слякотью, а потом подмерзла, и жить стало скользко. Тот, кто лежит в Мавзолее, все еще «живее всех живых», и убранный из Мавзолея тоже, а живые мертвее мертвых
Ну да ладно, будем возделывать свой сад и питаться тем, что в нем произрастает. В моей дипломной работе я писала, что есть два типа людей, по-разному воспринимающих учебный материал, поэтому нужны два разных подхода к преподаванию сольфеджио. За эту работу я получила высший бал, мне сказали, я сделала научное открытие. Еще бы мне дали над этим работать… Но нет, моя тема – на стыке музыки, педагогики и психологии, а это те самые белые поля, что есть у любой карты: несущественная территория – или территория несуществования?
Я начинаю понимать, что для меня припасло будущее. Научной работой мне заниматься будет негде, а это ведь то, для чего я лучше всего приспособлена. Придется работать в одиночку, потому что с коллегами-исследователями тоже не пообщаешься. Даже публиковать статьи будет почти невозможно – кому интересно, что пишет педагог музыкальной школы?
Несмотря на все красиво-газетные слова, немногого достигнешь только за счет своих способностей. Ну, были, конечно, исключения, кому-то отчаянно везло. Наполеон вот спрашивал перед тем, как кого-нибудь кем-то назначить, везет ли ему, однако что же делать невезучим или тем, кто не попался на глаза Наполеону? Дашь кому-нибудь из таких возможность – и его талант даст отростки и побеги, и разрастется крона, и как же теперь тебе самому, малорослому, ловить иссякающие в вышине солнечные лучи?
– Пошли к майскому шесту, – позвали меня.
Я пришла к майскому шесту. Там девушки вокруг этого самого шеста водили хороводы, держась за свисавшие с верхушки ленты.
– Пора выбирать королеву красоты, – объявил директор моей музыкальной школы и добавил, обращаясь ко мне: – Вы в жюри.
Все стали наперебой предлагать своих невест или дочерей.
Я же взобралась на шест (во сне это дается легко!), осмотрелась – и кричу:
– Я ее вижу, королеву красоты! Она далеко и не скоро еще придет, но даже издали заметна ее неземная красота!
Не успела я слезть, как кто-то стал подпиливать шест, приговаривая:
– Очень нам нужна неземная красота!
Королевой красоты выбрали какую-то разбитную девку. Подпиленный майский шест упал вместе со мной. Наступил июнь. И я проснулась.
По случаю окончания Института имени Гнесиных – с отличием, кстати – меня улыбчиво выгнали с работы. В заурядной загородной музыкальной школе для меня не нашлось места. Мне сказали спасибо, угостили чаем и поцелуйно-обнимающе пожелали всех благ. Можно подумать, я плохо работала! Так нет же, моя вина в том, что я «заметила»: в ведомости у директора «мертвые души» и он сам получает за них зарплату.
В институте нас учат те, кто умеет учить, после его окончания нас учит жизнь, то есть случайные люди, которые не умеют ничего или умеют что-то такое, за что им спасибо не скажешь. Что ж, теперь надо думать, как найти хоть какую-то работу. Все снова так же, как в самом начале пути. Не выходи из дому, ибо куда бы ты ни шел, ты идешь домой, и от своего проклятия никуда не денешься, потому что твое проклятье – это ты сам.
Ценитель искусств откопал в огороде древнегреческую статую. Это была прекрасная женщина с крыльями за спиной.
– Как вас зовут, la belle dame? – поинтересовался он.
– Ника, – последовал ответ.
Обозрев статую с разных сторон, ценитель искусства объявил:
– Что-то в вас мне не нравится. Нарушает гармонию.
– Может быть, крылья? – предположила статуя.
– Скорее, руки.
Статуя погрустнела, и руки у нее отвалились.
– Так лучше? – спросила она.
– Лучше, – ответствовал ценитель искусств. – Но как-то странно получается: рук нет, а голова есть…
У статуи отвалилась и голова.
– Гениально! – восхитился ценитель искусств.
Он поместил статую в музей, и там к ней привесили табличку: Ника. Богиня победы. А другой, оставшийся неизвестным ценитель искусств углем дописал: Над собой.
Первое сентября, я снова преподаю за городом, теперь в другой музыкальной школе. Добираться до нее еще труднее, чем до той, где я работала раньше. Все те же болотоподобные улицы, бездомные собаки, которых то и дело давят машины на шоссе, пьянь в электричках, тряская лестница над путями на станции. Это никогда не кончится, это тот самый крест, который ты несешь и несешь, а потом на нем и оказываешься.
Что же до моих сокурсников, Артем устроился преподавать в московскую музыкальную школу, Вика и Надя поступили в аспирантуру. Вика теперь обретается среди музыковедов – слушает, что они говорят, все запоминает, дома записывает и таким образом собирает материал для будущей диссертации. Таня и Лена стали научными сотрудниками музея и публикуют статьи в журнале «Советская музыка». Печатается даже наш гуляка и неуч Паша. А я как работала за городом, так и работаю, и даже опубликовать мне пока ничего не удалось.
Как мне много раз говорили мои институтские педагоги, я была способнее и умнее остальных – и вот я чуть ли не единственная осталась ни с чем. Кто-то мне сказал, что у гончаров есть правило: когда лепишь женщину, надо прежде всего свернуть ей шею…
Приснилось, что я написала книгу и она вышла в красивом издании. Все меня поздравляли, а я лихорадочно пыталась вспомнить, о чем же эта книга. Почему в нашем «счастливом» отечестве сны у людей интереснее, чем их жизнь, даже смерть интереснее, чем жизнь?
Жизнь состоит… А из чего, собственно, она состоит? Родился (плюс). Учился в школе (плюс). Ходил на работу (плюс). Учился в университете (плюс). Снова ходил на работу (плюс). Женился (плюс). Женил детей (плюс за каждого). Еще и еще ходил на работу (плюс и еще плюс). Воспринимал окружающее, как оно есть (большой плюс).
Ваша жизнь состоит из одних плюсов. Вы счастливы? Нет? Вы должны быть счастливы!
Хлеб едят, из снега лепят снеговиков. О, что будет, что будет, если есть снег и лепить снеговиков из хлеба!
Прошло три года после окончания института. Безрадостным октябрьским утром иду по Чистопрудному бульвару в редакцию «Приложения к "Вечерней Москве"». Хочу дать объявление о продаже виолончели – я ведь теперь на ней не играю, а деньги нужны: у матери диабет и мне все время приходится покупать для нее лекарства. Бульвар неживой и почти безлюдный, под ногами сухой шепот листьев. В бледном окне ресторана, что расположен прямо посреди бульвара, отблески отблесков, рябь утреннего пруда.
Ознакомительная версия.
