Лыжи Тибо снял за несколько метров до кедра (поисковики поступали именно так, кедр стоит на маленьком пригорке, лыжнику подняться к нему неудобно) и без них пошагал к оврагу, куда к тому времени сместился эпицентр событий. И наконец-таки вернул золото.
Увы, этот его поступок запоздал. Уже пролилась первая кровь, причем по инициативе одного из дятловцев, Золотарева: узнав, СКОЛЬКО стоит похищенный Тибо шлих, Семен понял, что разойтись миром не получится. И попытался решить проблему силовыми методами, благо чужаки к тому времени разделились, — преуспел лишь отчасти и сам получил смертельную травму.
Почти сразу же пострадал и Тибо — его ударили по голове тем же мешком, что он принес, глубоко проломив череп и не повредив при том внешние покровы, никакое иное орудие не смогло бы нанести такую рану.
И вот здесь наша версия, образно говоря, получает торпеду в борт от эксперта Возрожденного. Тот заявил: «Признаки жизни он (Тибо — В.Т.) мог проявлять в пределах 2–3 часов» (лист 382 УД).
Если вычесть из показаний часов на запястье Николая три часа и еще какое-то время, необходимое для остывания трупа, то нанесение смертельного удара сдвигается к самому началу событий, что не стыкуется ни с чем. Два часа дают чуть более приглядную картину, но версия все равно не срастается.
Однако давайте помедитируем над тем, что именно сказал на допросе эксперт Возрожденный. Тонкость его формулировки в том, что слова «МОГ подавать признаки жизни» совершенно не означают, что рекомые признаки Тибо действительно ПОДАВАЛ. Все-таки лежал он не на больничной койке, и даже не у плохонького костра, — в сугробе.
Можно обоснованно предположить, что умер Николай значительно быстрее, задолго до срока, отпущенного ему экспертом.
Предвижу упрек: да как же так, г. автор? В случае Дубининой вы эксперту и отпущенному им сроку жизни верите, а в случае Тибо — нет! Определитесь уж с одинаковым подходом к актам СМИ!
На самом деле подход в обоих случаях один и тот же. Эксперт всего лишь обозначил верхнюю границу продолжительности жизни после нанесения травмы (как для Тибо, так и для Дубининой, для Золотарева конкретный срок не был назван). В обоих случаях смерть скорее всего произошла раньше. Если Люда Дубинина прожила с раздавленной грудной клеткой не двадцать минут, а пять, или три, или даже одну, — это ничего не изменит в рассуждениях, приведенных в начале настоящей главы.
Если же кто-то относится к сроку в 2–3 часа как к догме, не подлежащей коррекции, — для таких твердокаменных ортодоксов можно сдвинуть время получения Тибо смертельной травмы на предутренние часы. Допустим, что он искал лабаз значительно дольше, или не заметил почти погасший костер у кедра. Вторые же часы Николай не снял с руки мертвеца, а выиграл накануне у Кривонищенко в «камень-бумагу-ножницы» или заполучил каким-то иным способом.
Ну, а дальше всё происходило по описанному выше алгоритму…
* * *
Наши проводники и гиды не хотели идти со мной к кедру. И одного отпускать не хотели (Юра тоже промочил ноги в горном болоте и компанию составить мне не мог).
Отговаривали, как умели. Сообщили, что «тот самый кедр» давно спилен, и даже пень не сохранился, что туристам показывают совсем другое дерево. Поведали, что те курумники, по которым бродили мы с Данилом, мелочь и ерунда в сравнении со следующей грядой, расположенной ниже. И о голодных медведях-шатунах не преминули напомнить.
Но я оставался глух ко всем доводам и твердо стоял на своем. Кедр, и всё тут.
Точку в диспуте поставил подошедший Данил. Он к тому времени передохнул в вертолете после рейда по курумникам, приободрился и уже не так пугал смертельной бледностью. Но все равно было видно, что человеку не по себе.
— К кедру, конечно, надо непременно сходить, — сказал Данил. — Но там обед готов. (Он кивнул на палатку.) Пока ходим, все остынет. Давай сначала покушаем и ребят помянем.
И я согласился, обрадованный, что нашел союзника, а подвоха в словах Данила в тот момент не заметил.
Глава 14. Лесники, лесничие, лесорубы, или Грибочки по-дятловски
В «Дороге к Мертвой горе» я допустил ошибку. Слишком бегло обрисовал роль в Ремпеля в документальной части, равно как и его альтер эго Рейснера в художественной.
(Напомню, что и Рейснер, и Рогов с Гридневым, — исключительно плод моей писательской фантазии. И пытаться проецировать преступления, совершенные ими, на реальных людей, причастных к дятловской трагедии, и грешно, и смешно. Это литературные персонажи, не более того. Иллюстрируют кое-какие авторские догадки.)
В результате столкнулся с читательским непониманием: не мог, дескать, какой-то там лесник успешно шантажировать «крестного отца» местной мафии. Кто бы ему выделил долю в криминальном бизнесе? С какой такой радости? Закопали бы под елкой, и конец истории.
В общем, люди слабо понимают, чем лесничий отличается от лесника. Даже Ракитин, знающий всё на свете, упорно в своем исследовании именует лесника Ивана Пашина лесничим — Алексей Иванович тоже не понимает, кто такой лесничий, чем занимается, какую власть имеет в районе…
А власть лесничий Ремпель имел немалую. И он (глава лесничества), и Ряжнев (начальник лесного участка, командовавший лесорубами) руководители из одной системы, из Минлеспрома, но из разных его подразделений, и официально ни один из них не был другому начальником. Однако как раз Ряжнев зависел по службе от Ремпеля, и весьма сильно, а не наоборот.
Именно лесничество отводило участки леса под вырубку. И Ремпель мог выделить участок с хорошими подъездными путями и с отличными деревьями: сосны стоят, как солдаты в строю, одна к одной, план сделать легко и просто. А мог поступить иначе: загнать лесорубов на удаленные неудобья, куда надо торить зимник через болота, и где лес стоит плохонький, едва лишь четверть его пойдёт в счет плана по деловой древесине, а остальное на дрова, — и как там жилы ни рви, но план не выполнишь и премию не получишь.
Мало того, после завершения лесорубных работ участок надлежит сдать по акту, и сдать опять-таки лесничеству. Чтобы не валялись там, например, и не гнили груды срезанных ветвей и сучьев, не мешали лесопосадочным работам, если таковые запланированы. А если не запланированы, то чтобы не мешали самосеву.
Уже в наше время, в начале 2000-х годов, мне доводилось слышать от граждан, занимавшихся лесозаготовками в Ленобласти: завершив вырубку, делянку можно хоть вылизать, убрав всё до последней шишечки-хвоиночки, хоть спиртом протереть, — но пока на лапу не дашь, акт приёмки подписан не будет.
Так строились отношения лесничества и лесозаготавливающего участка во времена, так сказать, мирные. Если же случался масштабный лесной пожар, то руководил борьбой с ним лесничий и получал для того диктаторские полномочия в районе: и пожарные, и милиция, и другие службы переходили в его подчинение. И лесорубы тоже — вместо обычных своих дел вырубали огнезащитные просеки и копали канавы, предохраняющие от низового пала.
То есть Ряжнев от Ремпеля зависел, и сильно. Но это если рассматривать их официальные взаимоотношения.
А если взглянуть на нелегальные? На криминальные, называя вещи своими именами? Не так уж важно, насколько точны авторские предположения о криминальном бизнесе, высказанные в «Дороге к Мертвой горе», — на Севере, вдали от цивилизации, любой босс районного масштаба, обладающий властью и ресурсами, крутил какие-то незаконные схемы. Любой. Бессеребрянников и нестяжателей система отторгала очень быстро.
* * *
Да, Гриднев (здесь я вынужден вернуться к именам персонажей из художественной части книги) наверняка имел в распоряжении людей с криминальным прошлым, способных выполнить самые щекотливые поручения.
Но ведь и Рейснер не институтом благородных девиц заведовал! Ему подчинялся штат лесников, лесных объездчиков, техников-лесоводов и т. д.
А лесники в то время и в том районе…