Евгений Прошкин - Катарсис ефрейтора Тарасова (сборник)

Галугаев проверил, удобно ли Женька расположился в «люксе», и навесил снаружи кулацкий замок.

– Довыпендривался? – зло сказал Костик.

Он вытащил вторую сигарету и, прикурив, зашел в туалет. Оттереть унитаз от многолетних наслоений можно было только щеткой. Тарасов с отвращением попинал жирную черную тряпку. Если кто-нибудь узнает, что он брал ее в руки… Нет, этого от него не дождутся.

Наверху загремели бачки, и в подвал спустился Покатилов.

– Костик, ты здесь надолго, – виновато доложил он, выпуская Женьку из карцера. – Гулагу приказали держать тебя до зимы.

– Вот блин, – сочувственно вякнул Женька. – Небось, поняли, какая в тебе силища.

– Да уж, – со значением ответил Тарасов и вдруг просиял. – Покатый, у тебя часы есть?

– Двадцать минут одиннадцатого.

Костик развернул скомканную бумажку и, приладив ее на спину Покатилова, быстро-быстро нацарапал:

«Войсковая часть 19730. Особо секретно.

За беспредел, допущенный в отношении личного состава, приговорить начальника гауптвахты в/ч 19730 прапорщика Галугаева С. С. к удару молнией в голову (20 млн вольт). Приговор привести в исполнение 11 октября 1999 года в 10:25.

Главный Командир Вселенной ефрейтор К. А. Тарасов».

– Прощай, Гулаг… – тихо сказал Костик. – Никто по тебе не заплачет.

– А нас не заденет? – с опаской спросил Женька. – В смысле, электричество. Я его не очень люблю.

– Поздно, – злорадно произнес Тарасов.

Женька с Костиком замерли и несколько минут тупо смотрели друг на друга. Покатилов ни черта не понимал, но встревать в дембельское молчание не решался. Костик неожиданно схватил Покатилова за рукав.

– Десять – двадцать шесть. Урод, у тебя же часы неправильно идут!

– Они всего на одну…

В этот момент наверху произошло что-то страшное. Грома не было, зато все трое услышали душераздирающий вопль Гулага. Часовой взлетел по лестнице, как белка за вкусной шишкой, и, тут же показавшись назад, заорал:

– Мужики! Сюда!

Арестанты выбежали на улицу и в нерешительности остановились у крыльца.

Дождя не было, но то, что он будет, сомнений не вызывало. Вершина ближней сопки увязла в густой туче, а пологие склоны залило темно-зеленой тенью.

Из караулки выглянул счастливый Покатилов.

– Ну чего вы не идете?

– А что там… новенького?..

– Гулага током екнуло.

– Ну?! – выдохнул Женька. – Убило?!

– Да нет, тряхнуло немножко. Он кипятильник делал…

– Тьфу, зараза! – топнул ногой Костик. – А зачем тогда звал?

– Командиру с большой земли звонили, дочь у него родила. В общем, он ваши сутки закрывает. Свободны, мужики!

– Завтра же кросс в химзащите, – вспомнил Костик. – Что она, дура, подождать не могла?

– Точно, – спохватился Женька. – А мне Севрюга зарядку не простит, заставит впереди всех бежать.

– Не ной. Лучше два часа в противогазе, чем трое суток в карцере.

– Вообще-то, да. Хорошо, что командир не застрелился. Кто бы нас тогда выпустил?

– А с Гулагом накладочка вышла, – сказал Костик. – Надо было его всё-таки кончать.

– Да ладно, пусть живет.

Тарасов в открытую, не стесняясь, щелкнул зажигалкой и посмотрел куда-то вдаль. На рейде стояли два серых тральщика и черно-оранжевый сухогруз. Если повезет, то к вечеру будет почта.

Туча уже снялась с вершины и теперь лениво отползала в сторону Японии – видно, ей тоже выпала амнистия.

– Пусть живет, – кивнул Костик. – Пока я добрый.

Примечание: в курилке и на гауптвахте Женька пел песню Р.Неумоева.