мускул не дрогнул, кроме пальцев, словно в поиске утешения прижимающих карточку к груди. – Где я? Что произошло?
Пожалуй, впервые именно Локк оказался в неведении.
– Я предпочитаю сама задавать вопросы. Как тебе удавалось не заснуть раньше?
– У меня было несколько магнитов. Брайд отнял один из них во время нашего рейда, но остальные все еще работали бы…
Возможно, они все еще работали бы в мире, где есть силовая линия. Но без этой глубинной энергии другие источники, должно быть, очень быстро истощались.
Она спросила:
– Вас всех приснил один сновидец?
– О, нет, – ответил Локк. – Мы сироты, как и ты. Твои биологические родители умерли; наши сновидцы тоже мертвы. Некоторые из нас не видели своих сновидцев столетиями. Николенко существует за счет магнитов уже почти тысячу лет. Единственное, что нас всех связывает, – общая цель. Земля такая холодная. Я на улице? Сколько времени прошло? Порой это длится долго. Если посчитать, сколько лет нам пришлось проспать, то некоторые Модераторы окажутся гораздо старше, чем ты могла бы подумать.
Почти тысячу лет.
Магия по-прежнему находила способ выдернуть ковер у нее из-под ног.
– Зачем убивать Зетов, если тебя создал один из них?
– Ты слишком сентиментальна, Кармен.
– А ты слишком сонный, – сказала Фарух-Лейн. Ее голос прозвучал так холодно, что она невольно вспомнила огонь в глазах женщины на созданном Хеннесси портрете.
Локк вяло засмеялся.
– Справедливо. Значит, мы собираемся заключить сделку? Ты поэтому меня мучаешь? Это переговоры?
– Нет, – вклинилась Хеннесси из коридора. Она слегка повысила голос, чтобы ее услышали. Затем шагнула вперед, желая продолжить разговор. Фарух-Лейн показалось, что девушка изо всех сил старается не вспылить, проявляя невероятную для нее сдержанность. – Это допрос.
– Кто это говорит?
Хеннесси проигнорировала его вопрос и продолжила:
– Ты и твои соратники спите в темном боксе на складе. Никто, кроме нас, не знает, где вы. Время идет своим чередом, минуя вас. Силовой линии больше нет, так что без чертовски сильного магнита вам никогда не проснуться. Теперь это твоя жизнь. Или, скорее, твоя смерть.
– Никогда не думал, что в тебе есть жестокость, Кармен, – обратился Локк к Фарух-Лейн, словно это она с ним разговаривала. – Уверен, теперь, так легко заточив нас в тюрьму, ты понимаешь причины наших поступков. У нас нет власти. Ее никогда не хватает на всех. Зеты вечно грезят и умирают, а когда они находят свою смерть, что становится с их грезами, с нами? Чтобы бодрствовать без сновидцев, мы вынуждены бороться за оставшиеся крохи энергии. Перенаселение – вот проблема. Слишком много… – Локк говорил все медленнее; он изо всех сил боролся со сном, однако безуспешно. – Слишком много безответственных Зетов. Слишком много голодных грез. Но… ведь сны ни в чем не виноваты. Она не просили… никогда не просили… у них никто не спрашивал, хотят ли они появиться в этом мире. Проблема в Зетах, которые никогда не остановятся. Мы должны их истребить, и тогда грезы, уже пришедшие в этот мир, получат больше энергии. Своего рода стерилизация.
Хеннесси громко хмыкнула.
Ради этих людей Фарух-Лейн взяла в руки оружие. Она следовала за ними по всему миру. Парцифаль Бауэр погиб во имя устроенного ими геноцида. Кармен с ужасом вспоминала, как провидец умолял ее пощадить одного из Зетов. Они оба понимали, насколько чудовищно происходящее. Но почему тогда согласились в этом участвовать?
– А апокалипсис… тоже ложь?
– Нет, невозможно инсценировать… видения. Есть один Зет, который собирается… который хочет… он хочет… чтобы вспыхнуло пламя, – сказал Локк. Паузы между его словами становились все длиннее. – Это послужило хорошим поводом. Справедливым объяснением. Послушай, мы знали… знали, что это слабое оправдание. Мы поверили ему, потому что сами этого хотели.
– Ему? – переспросила Фарух-Лейн. Она осознала, что с ужасом ждет ответа, желая и одновременно не желая его слышать. – Если инициаторами стали не Модераторы, тогда кто? Назови имя.
Пожалуйста, скажи «Брайд».
Она знала, что он назовет другое имя.
– Зет, – ответил Локк. – Можешь смело назвать нас лицемерами… мы выполняли приказы Зета. Зета имеющего план. Ты… как никто другой… должна понимать, как притягательно… следовать чужому плану.
Хеннесси прорычала:
– Чьему плану? Хватит скромничать, мать твою.
Локк долго молчал, затем снова пришел в себя. Его пальцы подрагивали, сжимая карточку.
– Ты знаешь… кто он.
Кармен хотела сказать «Брайд». Хотела сказать «Ронан Линч».
Но знала, что ни одно из этих имен не будет верным. Говоря начистоту, она давно знала ответ. И похоже, на протяжении многих лет просто боялась взглянуть правде в глаза. Невозможно бояться того, во что хоть самую малость не веришь.
Ее голос звучал слишком тонко; слова застревали в горле.
– Он мертв. Я видела, как ты в него выстрелил.
– Двойник. Он понимал, что… легче… скрыться, когда тебя считают мертвым.
Натан. Натан. Натан.
Стук сердца отдавался в ушах.
– Он серийный убийца, – произнесла наконец Фарух-Лейн. – Не тот человек, чьему плану стоит следовать!
– Не бывает идеальных героев, – ответил Локк, его голос прозвучал на удивление бодро.
Однако закрыв в следующий раз глаза, он уже их не открыл.
Локк снова заснул, а рисунок в его руках снова стал простой карточкой, лишенной энергии, ненадолго сделавшей ее чем-то большим, чем кусок бумаги.
Ты как никто другой должна понимать, как притягательно следовать чужому плану.
Самое ужасное во всем этом, что Фарух-Лейн знала, что Натан прав. Она оказалась ничем не лучше Модераторов. Кармен поверила в их план, поскольку хотела найти ответы, но в глубине души она всегда понимала, что это ошибка.
– Что это значит? – спросила Хеннесси.
– Апокалипсис наступит по вине моего брата, – ответила Фарух-Лейн.
Две минуты спустя взорвалась первая бомба.
Бомба оказалась необычной.
Заложенный глубоко внутри здания механизм тикнул ровно двадцать три раза, а затем взорвался.
В самом взрыве ничего необычного не было.
Ударные волны прокатились по зданию, испепеляя потолки, полы, лестничные клетки и стены, ровняя с землей все, вплоть до вывески на фасаде, гласившей «МЕДФОРДСКИЙ ЦЕНТР ПОМОЩИ».
Физический урон на этом закончился, но бомба еще не закончила свою работу.
После первой волны, уничтожившей здание и перепугавшей половину Бостона, из эпицентра взрыва вырвалась еще одна волна. Невидимая и гораздо более масштабная. Она затронула каждого человека на многие мили вокруг.
У тех, кто бодрствовал, возникало видение.
Тем, кто спал, начинал сниться сон.
Все они видели одно и то же.
Сначала как взорвался Медфордский центр помощи. Они наблюдали за происходящим с позиции бомбы. Видели, как здание, все невостребованные грезы и ночной персонал центра превратились в пепел.
Затем картина разрушений
