class="p1">– А вы никогда не боитесь?
– О, да. – Она вздохнула. – Я не бессмертна.
– Вы совершенно уверены в этом?
Она посмотрела на него.
– У бессмертных нет имен, – развил мысль Карфакс, – или же их имена таковы, что ни одному смертному, будь то мужчина или женщина, не под силу их произнести. Как же вас зовут?
– У меня есть целых три имени, но вам лучше и впрямь их не произносить, потому что вы их возненавидите. Это отвратительные, банальные имена – такие носят школьницы, или домохозяйки, или одинокие пенсионерки, или безгрешные женские персонажи из книг. Это хорошие, полезные имена, их даже не стыдно вынести на передовицу газеты, но я вам ни одно не назову. Но, так и быть, запишу. – Она открыла том Вольтера и на самой последней странице принялась что-то писать карандашом, который достала из нагрудного кармана.
Машина поднималась по горной дороге быстро, будто участвуя в гонке; на ухабе она подскочила, карандаш заскользил по бумаге – и, вылетев из ее пальцев, упал на пол. Когда они миновали поворот, через правое приоткрытое окно в салон хлынул сильный ветер; он взъерошил волосы Карфакса, когда он наклонился за беглым писчим средством.
– Для меня, – сказал он, глядя не на спутницу, но на безлесное, бесприютное плато, окруженное морем, – вы совсем другой человек. Я буду звать вас Ариэль.
Она едва ли расслышала его за песней ветра, дующего в открытое окно ее машины.
– Остров необитаем? – спросил Карфакс спустя десять минут, не замечая ни облачков смога, ни торчащих кверху дымоходов. – Или все местные живут в центре?
– В центре живут только приезжие, – ответила женщина, улыбаясь. Вдруг она указала на что-то за окном: – Смотрите! Гуси! – Карфакс ничего не увидел, и ни ветер, ни уверенный рокот двигателя не дали бы ему услышать даже характерный гомон перелетных птиц. Но Ариэль была сама не своя от радости: – Как чудесно! Гуси ждали меня, чтобы передать свой привет! – воскликнула она. – Ждали нас, – добавила она чуть оправдывающимся тоном и схватила Карфакса за руку. – Гуси – настоящие хозяева этого острова, – произнесла Ариэль с притворной серьезностью. – Но ученые нередко прибывают сюда, чтобы их окольцевать, занести в каталог и от чего-нибудь защитить, поэтому этих птиц уже не так часто застанешь тут.
– Белые поселенцы расставили ловушки для коренных жителей Тасмании – и вскоре истребили их, – заметил Карфакс.
– Но и сами попали в ловушку, – мягко парировала Ариэль. – Вот почему приезжим приходится ютиться в центре острова, а все остальные его земли кажутся им необитаемыми. Вы же заметили? Жилья совсем не видать.
Пока она говорила, холмы расступились, и Карфакс впервые увидел Флотский дом.
С архитектурной точки зрения положение этого отщепенца показалось ему чересчур рискованным. Как и здание парламента в Эдинбурге, спроектированное Иниго Джонсом [31], дом, вероятно, был старше, чем выглядел, – возможно, намного старше, поскольку Карфакс вспомнил, что ничего не знает о постройках на острове. С другой стороны, это могла быть в высшей степени совершенная современная стилизация, обманчиво состаренная соленым морским ветром. Но если и стилизация, то – под какую эпоху? Возможно, под самое начало восемнадцатого века. В любом случае, эти пересуды были порождены вящим удивлением Карфакса от изобретательности, проявленной в сокрытии этого прекрасного обиталища от остального мира. Он видел Комптон-Виньятес [32] – и поразился уединению, смутно похожему на то, что наблюдалось здесь и сейчас; но уединение Флотского дома виделось Карфаксу чем-то более совершенным и завершенным, чудом воображения и изобретательности, чем-то, затрагивающим душу на совершенно ином уровне.
– Как же славно там жить! – воскликнул он с неожиданным для себя энтузиазмом.
Ариэль безмятежно улыбнулась ему и стала заправлять выбившиеся полы рубашки в брюки, готовясь к выходу из машины.
– Никогда прежде не видел столь прекрасной округи, – искренне добавил Карфакс.
Автомобиль мчался по красивой, ровной, желтой дороге, гравий чувственно шуршал под колесами. Ухоженные протяженные лужайки проносились по обе стороны от него, и Карфаксу легко было представить на них чинно прогуливающихся павлинов. Над парадным входом Флотского дома когда-то что-то было выбито – дата, монограмма, герб или энигма; но упадок эпохи – или разрушающаяся современная каменная кладка, одно или другое, – извратили это послание миру до неузнаваемости.
Дверь Карфаксу и Ариэль открыла горничная в элегантном сером шелковом платье.
Хозяйка помедлила на крыльце и сбросила пальто, улегшееся грудой к ее ногам. Она все еще улыбалась своей легкой, безмятежной улыбкой, выглядя удивительно спокойной и счастливой.
– Добро пожаловать во Флотский дом! – сказала она, и что-то в ее особой интонации одновременно и маскировало условность этих слов, и подтрунивало над нею.
– Добро пожаловать домой, госпожа, – произнесла горничная в сером.
Первым впечатлением Карфакса было то, что дом полон людей. Затем он заметил, что эффект создается галереей зеркал, плодящей многочисленные отражения их фигур. Не так уж и много отражающих поверхностей – но умелое их размещение создавало эффект величия и таинственности, чему, очевидно, способствовала конструкция дома. Комнаты самых разнообразных форм и размеров «перетекали» одна в другую, и нигде – ни единой двери! И, поскольку здесь было не сыскать двух помещений, оформленных одинаково, все эти зеркала создавали лабиринт отражений, как-то сосуществовавших, но не зависимых при этом от сбивающей с толку реальности комнат, будто подчиненной совсем другим законам сочетания света и тени. Карфакс обнаружил, что ему редко когда удается точно определить происхождение какого-либо отражения – и его постоянно беспокоило существование двух непохожих домов под одной-единственной крышей, в едином пространстве. Если из этого калейдоскопа «выхватить» одну комнату и изучить отдельно от остальных – она покажется отличающейся идеальными пропорциями и изысканной отделкой; но стоит лишь взглянуть на большую часть целого – и уже совсем нет уверенности в том, уродливо оно или красиво, избыточно или соразмерно. Разум смущен таким загадочным масштабом, голова идет кругом.
Лестница, соединяющая этажи дома, петляла из стороны в сторону, закладывая труднообъяснимые виражи, – и сходилась снова на просторных лестничных клетках, вполне способных вместить многолюдную герцогскую свиту. Карфакс проследовал за горничной в сером в отведенную для него комнату. Поднимаясь, он заметил – того же конструктивного принципа, что использовался при проектировке первого этажа, придерживались и наверху: те же соединенные между собой комнаты без дверей, отличающиеся по размеру, окраске и форме, те же зеркала. Эффект создавался, что и говорить, головокружительный. Карфакс подумал о шахматах, которыми его наставник по богословию пытался заинтересовать его в Оксфорде. Еще он отметил ковер на лестнице – длинная желтая змея вытянулась по центру широкого темно-зеленого пола; узор умудрялся не повторяться ни на одном
