Все три смерти были внезапными для Ребекки. И смерть Эллы, и смерть Джимми. Ребекка стала вспоминать счастливые моменты, когда все еще были живы. И вдруг ее воспоминания перешибло волной других, идущих извне. Последние воспоминания Мэйлин. Они по-прежнему оставались здесь, наполняя собой гостиную и кухню.
Ребекке показалось, что гостиная уменьшилась в размерах, будто стены придвинулись к ней вплотную. Каждый звук, доносившийся извне, заставлял ее вздрагивать. Она привыкла считать этот дом… свой дом… самым безопасным в мире местом. Здесь можно было спрятаться, укрыться от всех. И вдруг все поменялось. Даже тени на полу превратились в нечто угрожающее. Страх был совершенно алогичным, но и отмести его, как что-то пустое и надуманное, Ребекка не могла. Мэйлин убили в ее собственном доме. Ребекка впервые восприняла это не разумом, а всем своим телом: Мэйлин убили в собственном доме. Она содрогнулась. Замелькали вопросы: «Я знаю того, кто убил Мэйлин? Этот человек был на похоронах? А может, у убийцы хватило жестокости явиться и на поминальный обед? И говорить мне слова утешения?»
Порыв ветра тронул качели на крыльце. Скрипнули цепи. Когда-то, когда была жива Мэйлин, Ребекке очень нравился этот звук. В нем ощущалось что-то умиротворяющее. Сейчас, когда она стояла одна в пустом доме, где убили ее бабушку, скрип качелей приобрел совсем иной оттенок.
Похоже, Херувим тоже что-то чувствовал. Кот не отходил от нее и все время терся о ноги. Ребекка подхватила его на руки и подошла к окну. Она отдернула шторы, выглянула во двор. День клонился к вечеру, но солнце еще не садилось. На крыльце, кроме ветра, никого не было. Никого, кроме ветра и теней.
— Хватит тут сидеть. Пойду прогуляюсь, — сказала коту Ребекка.
Херувим жалобно мяукнул.
— Не капризничай. Я скоро вернусь.
Она поцеловала кота в лоб и пошла переодеться. Платье сменила на джинсы и серый пуловер, а туфли — на свои любимые сапожки. Поверх Ребекка решила надеть черную куртку, в которой приехала. В карман куртки она сунула ключи, бумажник и баллончик со слезоточивым газом. Против дикого животного такой баллончик вряд ли мог считаться эффективным оружием, но слезоточивый газ поможет выиграть время, если убийца Мэйлин вдруг вздумает напасть и на нее. Она выросла в тех местах, где многие имели оружие, но в доме Барроу револьверов не было. Имелся лишь старый дробовик. Идти гулять по Клейсвиллу с дробовиком в руках? Нет уж, она не даст повода судачить, что Ребекка Барроу тронулась умом с горя. Достаточно баллончика. Ребекка погладила кота, затем быстро вышла и заперла дверь.
Она не знала, куда пойдет. Ей просто хотелось выйти из дома. В голову почему-то снова полезли мысли о завещании. Честно говоря, Ребекку удивило, что Мэйлин не оставила Сисси и внучкам ни цента. Впрочем, Сесилия Барроу не числилась в неимущих. Если Мэйлин распорядилась так, значит, имела на то веские основания. Ребекку радовало то, что у Сисси нет никаких прав на этот дом.
Несколько раз Ребекке казалось, будто за ней кто-то идет. Она резко оборачивалось и видела лишь пустую улицу. Она старалась идти по самым освещенным местам. Потом ей вспомнилась покусанная девочка. Свет является препятствием для двуногого хищника. А если в город действительно забежал кугуар? И разумно ли она себя ведет, постоянно оборачиваясь назад?
Ребекка не заметила, как перешла на бег. Она любила бегать, но ее одежда не слишком-то годилась для бега. Каблуки сапог громко ударяли по тротуарным плитам, и эхо с каждым ударом звучало все громче. А может, это ей только казалось? Когда впереди показалась знакомая неоновая вывеска бара «Галлахер», у Ребекки болели ноги, а по спине тек пот. Никто не догонял ее и не пытался схватить, однако бег подействовал на нее успокаивающе.
«А ведь еще вчера я была в Сан-Диего», — вдруг подумала она. За какие-то сутки — и целая лавина перемен. С этими мыслями Ребекка толкнула дверь «Галлахера» и вошла в тускло освещенный зал.
Лица посетителей сразу же повернулись в ее сторону. Многие были ей знакомы, кому-то была знакома она. Ребекке захотелось, чтобы сейчас ее никто не узнавал, чтобы на нее смотрели, как на обычную посетительницу, заглянувшую в бар. Не нужны ей ни любопытные, ни сочувственные взгляды.
— Бекс! — крикнула ей Эмити. — Иди сюда.
Ребекка так обрадовалась, что была готова обнять Эмити. Внимание к посетителям — основа работы любого бармена, но сейчас Ребекка об этом не думала. Она улыбнулась и быстро пошла к барной стойке.
Эмити встретила ее с тряпкой в руках. На лице — никакого сочувствия. Скорее любопытство.
— Ищешь кого-нибудь? — спросила Эмити.
Ребекка покачала головой.
— Вышла проветриться и чего-нибудь выпить. Я… не могу сидеть одна взаперти.
— Если хочешь, поговорим, — предложила Эмити, кивком указав на табурет у стойки.
— Нет, — отказалась Ребекка, выдвигая табурет. — Разговорами я сыта по горло.
— Поняла. Разговоров не будет. — Эмити пододвинула к себе чашу миксера. — Что хочешь пить? Пиво, вино, ликер?
— Только вино. Домашнее белое. Марка без разницы.
— У нас есть…
— Мне все равно, — перебила ее Ребекка. — Просто хочу посидеть с бокалом в руке, чтобы ни у кого не вызывать жалости.
Эмити молча посмотрела на нее, затем достала из кулера початую бутылку белого вина.
— Значит, тебя не тянет ни пить, ни разговаривать, — сказала барменша, откупоривая бутылку.
— Угу.
Эмити наполнила бокал беловатой жидкостью, вновь закупорила бутылку и вернула на место.
— Что ты ищешь? — спросила она.
— Сама не знаю.
Пальцы Ребекки сжали бокал. Стекло было совсем тонким: надави посильнее, и треснет. На мгновение ей захотелось это сделать; почувствовать осколки, впивающиеся в ладонь. Ребекка отогнала от себя дурацкое желание и отпила половину бокала.
— Повторить? — спросила Эмити и, не дожидаясь ответа, вновь наполнила бокал. — Может, мне нужно было спросить: «Кого ты ищешь?»
За ее спиной открывалась и закрывалась дверь бара. Кто-то уходил, кто-то появлялся. Снова хлопала дверь, и опять слышались шаги. В очередной раз дверь открылась с каким-то противным щелчком.
— Бекс! — Эмити взяла ее за руку. — Ты справишься. Ты обязательно справишься.
Ребекка кивнула.
Прошло минут пять. Она молча потягивала вино. Затем оглянулась назад и удивилась. Зал был пуст. «Уж не я ли их разогнала?» — невесело усмехаясь, подумала она. Из-за стойки вышла Эмити. Судя по ее одежде — коротенькой юбчонке и высоким сапогам, — она сегодня ожидала наплыва посетителей. Как всякий бармен, она умела определять, когда зал будет забит до отказа, а когда ей придется скучать за стойкой. Тогда она надевала джинсы. Нельзя сказать, чтобы в них она выглядела хуже. Но во все времена аппетитные женские ляжки служили лучшим магнитом для посетителей и ускорителем опустошения их кошельков.
