Я попыталась кричать, но голос пропал. Все происходило, как в кошмарном сне. Острые клыки приблизились к горлу.
– Пифон, ты выбрал неудачное время для трапезы. – Из толпы вампиров вышел невысокий субъект, лицо которого скрывали шляпа и поднятый воротник плаща. – Сытый желудок замедляет ход мысли, исчезает стремление к цели и страсть. Оставь ее!
– Послушай, Оркус. – Сжимавший мое плечо упырь повернулся к говорившему. – Эта тварь сопротивлялась! Ее следует убить за то, что она перечила воле вампира! Мне не нужна ее кровь – это вопрос послушания.
– На нас смотрят. Отпусти девчонку!
В самом деле, стоявшие на противоположном тротуаре парни с грозным питбулем на поводке внимательно наблюдали за нами и о чем-то переговаривались.
– Мы встретимся после часа перемен!
Пифон толкнул меня в кучу прелых листьев и пошел вслед за остальными вампирами. Еще не веря своему счастью, я вскочила на ноги и опрометью побежала к дому Панкратовой.
– На тебе лица нет! – вместо приветствия воскликнула открывшая дверь Татьяна.
– Встретила знакомого. Немного поболтали. Он здесь?
– Еле уговорила зайти, – шепотом сообщила Таня. – Пришлось проявить чудеса красноречия. Идем в гостиную.
Кристиан сидел в кресле у старинного торшера, и золотистый свет скрадывал неестественную бледность его лица.
– Привет. Очень рада увидеть тебя вновь.
– Привет, – Кристиан улыбнулся одними губами. – Могу сказать то же самое.
Странный гость так и не притронулся к угощению – распакованная Таней коробка шоколадных конфет осталась нетронута, чай остыл, а с апельсинами безжалостно расправлялась взволнованная и смущенная хозяйка дома.
– Кристиан, что происходит? Грядет какое-то событие? Сознайся, ты приехал в город не для встречи с нами?
– Должен признаться, да. Появление в сквере Татьяны стало для меня неожиданностью.
– Приятной? – уточнила она.
Вампир вежливо улыбнулся.
– Знаете, какой сегодня день?
– До каникул вроде бы далеко, и никаких праздников на горизонте. – рассуждала Панкратова. – Может, родился кто-то знаменитый?
– Его еще называют Хэллоуин, то есть День Всех Святых. Впрочем, по сути, он имеет к христианским традициям очень поверхностное отношение. Католическая церковь не смогла искоренить древний языческий обычай и превратила день празднования Нового года в день прославления мучеников и святых.
– Подожди, подожди, мы об этом денечке хорошо наслышаны, даже фильмы смотрели, – перебила Кристиана Панкратова, – и знаем, что его выдумали американцы, а к нам он не имеет никакого отношения.
– Американцы сделали из Хэллоуина развеселый праздник и зарабатывают на нем неплохие деньги, но приверженцы языческой веры помнят истинное его значение. В ночь, когда новый год сменяет старый, Самхэйн начинает свою жатву…
– Самхэйн?
– Кельтский бог смерти. Его урожай – души всех, кто умер в течение года. В эту ночь почти исчезает граница между миром живых и миром мертвых, и тени усопших навещают землю. Они могут вселиться в живые тела, и потому от духов пытались откупиться обильными подношениями…
– Да ты осведомлен в вопросах кельтской мифологии не хуже тети Лары, – вновь перебила его Татьяна. – Но какое отношение к этим чудесам имеет наш скромный провинциальный городок?
– Самое прямое. Когда граница между мирами становится зыбкой, не только дух, но и существо из плоти может пересечь этот рубеж, войти и вернуться из царства мертвых. Прошедший сквозь врата станет властелином обоих миров и получит возможность перекраивать реальность на свой вкус. Однако такое путешествие возможно только при определенных условиях. Надо знать, где находятся врата, и иметь отворяющий их ключ. Помните принадлежавший мне старинный кулон? Если соединить камень с шестью другими осколками кристалла, он обретет былую силу и сможет открыть проход между мирами. Что же касается вашего города… – вампир помедлил, раздумывая, как сообщить то, о чем я и так уже догадывалась. – Милые девушки, вы и не представляете, возле какой бездны живете. Кто-то называет это место пересечением особых энергетических потоков, опоясывающих Землю, кто-то – перекрестком миров, а некоторые считают, что здесь слишком истончилась реальность. Иными словами, проход в неведомое находится совсем рядом, на том месте, где сейчас разбит сквер…
– Мы знаем. Однажды мы посмотрели в глаза бездне.
– Вот как?
– Точнее, проход нашла одна наша подруга, – пояснила я, – а у нас из-за этого случилось множество неприятностей.
– Тогда вы представляете, о чем идет речь. Я здесь, потому что хочу помешать тому, кто попытается обрести абсолютную власть над миром.
– А если он все же добьется своего? – в голосе Тани звучала тревога.
– Однажды такая попытка почти удалась. Врата оставались открытыми только несколько мгновений, но мироздание пошатнулось, и бездна породила нас, вампиров. Несостоявшийся властелин мира задумал подчинить своей воле мертвецов, наделил их тела подобием жизни и обрек души на вечное проклятие. «Первые ласточки нового мира» – так называли нас в незапамятные времена. Каждая попытка открыть врата оставляет неизгладимые шрамы, искажает реальность.
– У кого бы ни были все части камня, Кровавый Алекс не отдаст ему последний осколок, а следовательно, ключ не собрать.
– Кристаллом завладел Оркус. Он надеется, что даже разбитый камень позволит открыть врата.
Я хотела задать Кристиану какой-то вопрос, но внезапно почувствовала, что слабею и погружаюсь во тьму. На самом дне сознания вспыхнула светящаяся точка. Она росла, превращаясь в сверкающую, подвижную, как ртуть, каплю. Ослепительное сияние притягивало, завораживало, заставляло забыть обо всем…
– Я сумасшедшая! Сумасшедшая! – В воздухе пахло нашатырным спиртом, а холодные руки Кристиана поддерживали мою голову.
– Ты не безумна, – мягко проговорил он.
– Ошибаешься. Меня мучают кошмары, руки рисуют помимо воли, а средь бела дня преследуют видения. Разве это нормально? Мама говорит, что это переходный возраст и реакция на похищение, но я понимаю, что просто сошла с ума.
– О чем твои кошмары?
– О вампирах, не боящихся солнца, о вылезающих из могил мертвецах, о вывернутом наизнанку городе. Только что мне померещилась похожая на сгусток жидкого огня капля. По-твоему, это нормально, Кристиан?
– Вполне. Ты видишь будущее. То, что грядет за часом перемен.
– Все только и говорят о таинственном часе перемен и новом времени, а разъяснить, что это такое, не желают.
– Новое время наступит, когда распахнутся врата между мирами.
